том числе чувственная, воспевалась в произведениях П. Лакло («Опасные связи»), жизнеописании Казановы, легендах о Дон-Жуане, «Исповеди» Ж.-Ж. Руссо, романах Вольтера и т. п. В тесном переплетении с законами, которые диктовались социальными отношениями. В XIX веке любовь как высокое чувство вместе с ее чувственными аспектами ярко живописалась Э. Золя, О. де Бальзаком, Г. Флобером, Ги де Мопассаном.

Ограничивающее влияние социальных норм на отношения полов нельзя считать однозначно отрицательным. С одной стороны, в связи с проблемой социального неравенства или узаконенных клановых предрассудков складывались драматические и даже трагические ситуации, обусловленные невозможностью соединиться любящим сердцам. Но, с другой стороны, какой накал чувств можно было наблюдать в те далекие времена! Каких высот достигала любовь, находя свое отражение в произведениях искусства! Ромео и Джульетта, Франческа Да Римини и Паоло, Тристан и Изольда, бессмертные сонеты Петрарки, посвященные вечно любимой им Лауре, которая в большей степени была его мечтой, чем реально существовавшей женщиной. Хотя такая женщина действительно была, она выходила замуж, рожала детей, старилась и наконец умерла. А он продолжал сочинять в ее честь прекрасные стихи, полные восхищения и любви, так, как если бы она была вечно юной и прекрасной. Эти и многие другие чудесные образы на века стали символом высочайших чувств, украшающих и возвышающих человека.

Безусловно, не может быть и речи о том, чтобы искусственно создавать преграды на пути у любви. Но следует заметить, что прямолинейность и обнаженность чувств, а тем более голый прагматизм в любовных отношениях снимают тот флер романтизма и таинственности, который продлевает как преамбулу любви, так и сохраняет плавное ее течение.

Вот какие строки мы находим в бессмертных стихах известного поэта эпохи Серебряного века – С. Я. Надсона:

Только утро любви хорошо: хороши

Только первые, робкие речи,

Трепет девственно-чистой, стыдливой души,

Недомолвки и беглые встречи,

Перекрестных намеков и взглядов игра,

То надежда, то ревность слепая;

Незабвенная, полная счастья пора,

На земле – наслаждения рая!..

Поцелуй – первый шаг к охлажденью: мечта

И возможной, и близкою стала;

С поцелуем роняет венок чистота,

И кумир низведен с пьедестала;

Голос сердца чуть слышен, зато говорит

Голос крови и мысль опьяняет:

Любит тот, кто безумней желаньем кипит,

Любит тот, кто безумней лобзает…

Светлый храм в сладострастный гарем обращен.

Смолкли звуки священных молений,

И греховно-пылающий жрец распален

Знойной жаждой земных наслаждений.

Взгляд, прикованный прежде к прекрасным очам

И горевший стыдливой мольбою,

Нагло бродит теперь по открытым плечам,

Обнаженным бесстыдной рукою…

Дальше – миг наслажденья, и пышный цветок

Смят и дерзостно сорван, и снова

Не отдаст его жизни кипучий поток,

Беспощадные волны былого…

Праздник чувства окончен… погасли огни,

Сняты маски и смыты румяна;

И томительно тянутся скучные дни

Пошлой прозы, тоски и обмана!..

Иногда, просматривая экранизацию старинного романа, где герой, не имея возможности преодолеть социальные предрассудки, завоевывает возможность лишь поцеловать любимой женщине руку, мы понимаем, что переполняющие их чувства гораздо богаче, чем те, что испытывают люди, легко получившие согласие на большую близость, что стало характерным для современного стиля отношений, обедняющего духовную составляющую любви.

Обожествление объекта любовного влечения само по себе не является непременным атрибутом многогранного чувства. Однако эта тенденция в преувеличенном виде послужила почвой для развития романтизма в искусстве, но одновременно вызвала прямо противоположное отношение к интимной стороне любви. Развеяв миф о полубожественном образе человека и сняв флер ханжества, наброшенный на плотскую любовь лицемерами-святошами, Зигмунд Фрейд повернул людей лицом к их неосознаваемому, живущему инстинктами бессознательному «Оно». Он представил человеческое «Я» как конструкт, формирующийся в процессе вечной борьбы животного инстинкта с социализированным, духовно насыщенным «Я» человека.

Идеи З. Фрейда оказали огромное влияние на человеческие умы и произвели буквально революцию в сфере отношений полов. Это сказалось в первую очередь на творчестве писателей нового поколения – 30–40-х годов XX века. Книги итальянского классика Альберто Моравиа и их многочисленные экранизации, а также произведения других приверженцев неореалистического направления внесли новую струю в искусство многостороннего отображения любви, в котором не игнорировалась ее чувственная составляющая.

Однако Фрейд был прав не во всем: он слишком «застрял» на той мысли, что отсутствие реализации сексуальной потребности, заложенной природой как необходимый инстинкт, обеспечивающий продолжение человеческого рода, может привести к невротическим расстройствам. Сама жизнь показывает, что провозглашение значимости сексуальной потребности нельзя понимать как призыв к беспредельному высвобождению полового инстинкта. Это лишь один из факторов, который не следует игнорировать, рассматривая физиологическую сторону вопроса, в то время как, обсуждая проблему всесторонне, нельзя упускать из виду и сложность такого психологического явления, как любовь.

В древнегреческой мифологии Эрос – бог любви – воплощает в себе не только низменные страсти и вожделение, ведущее к размножению (как считал Платон), но и возвышенность духа, ищущего чистой красоты. Стремление к высшему Эросу означает подавление низшего. Отечественный ученый, создатель теории деятельности, психолог А. Н. Леонтьев утверждал, что биологические влечения и свойства темперамента должны у человека подавляться и контролироваться высшими уровнями его психического устройства – личностью.

Американский психолог Фридрих Перлз, создатель гештальтпсихологии, был убежден, что целостный, внутренне согласованный образ «Я-Гештальт» может быть гармоничным лишь в том случае, если и высшее, и низшее «Я» не стараются победить друг друга, а стремятся примириться и сосуществовать взаимосогласованно.

И все же они редко находятся в полном гармоничном единении, чаще – в беспрерывном противоборстве. Так постепенно, веками происходит уход от полуживотной особи, живущей только инстинктами, в сторону высокоорганизованного человеческого существа. Это не столько поступательное продвижение вверх в процессе самосовершенствования, сколько зигзагообразные скачки. Человеку свойственно временами впадать в соблазн, в искушение, находить удовлетворение в неразборчивом сексуальном сближении, наслаждаться пошлыми, скабрезными выражениями (это тоже скрытая форма сексуальной озабоченности) – словом, опускаться до низменных страстишек на грани «фола». Важно при этом не перейти грань, не остаться там, внизу, барахтаясь в грязи. Даже упав низко, человек способен вновь подняться во весь рост и устремиться к более высоким, духовно насыщенным отношениям, наполняющим смыслом саму жизнь.

У человека, как существа высшего порядка (Homo sapiens), сексуальная потребность в процессе культурного развития вида обрела новые формы проявления, иные, чем диктует заложенный природой инстинкт.

Появились вторичные потребности – забота о внешнем виде, стремление к достижению более высокого социоэкономического статуса, желание заявить о своей индивидуальности, реализовать талант, способности, показать