на человека. В первом примере мы видим пример комбинированного подхода: сначала говорящий называет эволюцию аферой, в конце привязывает дарвинизм к Гитлеру. А прямые нападки на репутацию оппонентов – посередине.

Как сказал бы Сунь-цзы, генерал всех тренеров по личностному росту, никогда не позволяйте втянуть себя в обсуждение на поле противника. Иначе вы только и будете, что разгребать их инсинуации, и рано или поздно увязнете. Поэтому либо сразу бейте контраргументами и выкатывайте свою артиллерию (читай: повестку), либо под благовидным предлогом ретируйтесь.

•••

«Неужели среди нас еще остались лохи, которые ведутся на бредни гомеопатии?»

В этом примере «лохи» и «бредни» задают тон и рамки дискуссии, а формулировки «среди нас» и «еще остались» намекают на исключение из группы и стадную психологию.

После такого захода у сторонников умеренных взглядов нет шансов. Разве что истинный фанатик гомеопатии рискнет что-то пискнуть. Но если его заденут оскорбления и он психанет в ответ, захлопнется капкан, вокруг которого он все это время ходил:

Ага, на воре и шапка горит!

X. Ошибки нерелевантности[295]

По правде говоря, многие ошибки и уловки, которые мы с вами уже разобрали, тоже страдали от проблемы «нерелевантности». К примеру, разновидности ad hominem были ошибочными в той степени, в которой они не имели отношения к сути рассуждения. Иными словами, мы всегда оценивали силу связи между тезисом и обоснованием.

Честно говоря, это напоминает ошибку non sequitur, которую мы разбирали в конце раздела о формальных ошибках…

Ну вот, стоило произнести это волшебное слово – и легионы снова тут как тут. Так о чем это мы? Ах да, подобно ошибке-которую-нельзя-называть, ignoratio elenchi также используется как зонтичный термин. Настолько зонтичный, что Аристотель вообще считал все ошибки производными от ignoratio elenchi. Но поскольку наша задача – не зубрить термины, предлагаю простое решение: все ошибки, в основе которых лежит уход от темы и у которых нет более конкретного названия, отнести к этой группе.

Согласно такому определению, ошибки-которые-нельзя-называть тоже входят в это множество. Помните, они всегда представляли собой недействительные аргументы – между посылками и выводом не было связи. Ignoratio elenchi включает и внутренне согласованные аргументы. Проблема не в самих аргументах, а в их нерелевантности обсуждаемой теме.

Мой совет рейтинговым агентствам: милости просим, будьте нашими дорогими гостями, прокатитесь по тоннелю. Мы построили его не по их совету. Страна сделала это по своей воле, на свои средства{120}.

В этом заявлении Эрдоган утверждает, что Турция сильна, и в качестве доказательства приводит автомобильный тоннель «Евразия» под Босфором, профинансированный из бюджета Турции. Видимо, такой у власти алгоритм: на внутреннюю критику – аргумент «а зато двойные шоссе», на внешнюю – «а зато тоннель». Но вопрос-то был в снижении кредитного рейтинга Турции. А рейтинговые агентства совершенно точно не строят свои расчеты на проектах тоннелей.

«– Джон, как думаешь, турки смогут сами прорыть тоннель?

– Ну нет, тоннель им не потянуть. Двойные шоссе – еще куда ни шло.

– Окей, а пальмы вдоль шоссе посадить осилят?

– Пальмы – это вряд ли, а вот тюльпаны – запросто.

– Тогда впаяем им BB–, что ли.

Не только содержание спича Эрдогана было нерелевантным, но и место со временем – ведь он выдал эту тираду на той самой встрече с мухтарами, которую мы вспоминали в параграфе о кайросе. Собрать компанию глав районов в президентском дворце и ныть им про мир международных кредитов – это само по себе некоторый сюр. Но в турецких реалиях такое сойдет за «умный политический ход» – ведь через мухтаров транслируется сообщение: «Мы стоим стеной против козней Запада и элит».

Меня давно занимает вопрос: политики специально делают такие ляпы или в какой-то момент просто включают режим автопилота? Мы начнем с промаха, который обычно допускают неосознанно и корни которого тянутся до самого Юма. Но для начала краткий экскурс в положение дел наших героев…

БЭТПЕЩЕРА

– Мистер Уэйн, боюсь, у меня для вас плохие новости. Тот конь-марксист не блефовал. Его напарница часами крутила пациентам психбольницы Челика. Настоящая смертница, даже наушники не надела. Детективы уже на месте.

– Эх, надо было платить страховые взносы за рабочих.

– «Что делать» не ищут в «надо было», мистер Уэйн. Пора достать маску и показать этой коняге, где раки зимуют.

ПСИХБОЛЬНИЦА

– О, инспектор Лестрейд, наконец-то вы почтили место преступления своим присутствием. Вы из зависти испортили нам дело с неандертальцем, отпустили женщину – и вот результат.

– Помолчите, Холмс, сейчас не время для «я же говорил». Как она пронесла альбом Челика? Почему вернулась в психбольницу? У вас прямо глаза горят – неужто вы раскусили?

– Нет пока, но вот важнейшая деталь, не упус… Я же говорил.

БАР

– Я предал лучшего друга, шантажировал самого большого человека в городе, послал невинных людей на верную смерть. Святой отец, как думаете, Бог меня простит?

– Вряд ли, мальчик. Ты реально берега попутал.

– Ребе, хорош! Он про одно, а ты про другое. Ты его не слушай, парень. Вот святой отец вернется, ему и покаешься.

ТЮРЬМА

– Значит, сидишь за двойное убийство?

– За одно. Второе на меня повесили.

– Да неважно. Вот тебе совет, сынок: не будь тут один. Вступай в собачью банду. Лучше к тем, кто с тобой одной масти.

– Вы так и не въехали: это не меня с вами заперли, это вас со мной заперли!

91. Гильотина Юма. Проблема «факт–оценка»[296]

Путать существование и долженствование.

Когда мы в последний раз виделись с Юмом, он вслед за Газали говорил о причинности. Рассмотрим еще одно его наблюдение, крайне для нас важное: замечания, которые мы делаем по поводу отдельных фактов, исподволь направляют нас к выводам, которые делаются на основе моральных ценностей. Но между фактами и ценностями – пропасть.

«Я заметил, что в каждой этической теории, с которой мне до сих пор приходилось встречаться, автор в течение некоторого времени рассуждает обычным способом, устанавливает существование Бога или излагает свои наблюдения относительно дел человеческих; и вдруг я, к своему удивлению, нахожу, что вместо обычной связки, употребляемой в предложениях, а именно есть или не есть, не встречаю ни одного предложения, в котором не было бы в качестве связки должно или не должно. Подмена эта происходит незаметно»{121}.

•••

Юм не объясняет, как «должное» следует выводить из «сущего» – уже после него это станет обширной областью исследований, – он просто отсекает одно от другого (гильотина Юма). Умение пользоваться этой гильотиной спасает нас в первую очередь от апелляции к естественности (ошибка ad naturam).

Среди приматов распространена полигамия. (Наблюдаемый факт.)

(Все природное наиболее морально приемлемо для нас.) (Скрытая ad naturam.)

Следовательно, мы должны быть многоженцами. (Ценность, к которой нельзя прийти путем умозаключения.)

Видите пропасть между существованием и долженствованием?

Гильотина не дает нашему воображению «отменить» эту пропасть. Она столь же действенна и за пределами апелляции к естественности.

Оторвавшись от природы, люди живут моногамно. (Наблюдаемый факт.)

Следовательно, существо, именуемое человеком, не должно быть многоженцем. (Ценность, к которой нельзя прийти путем умозаключения.)

Разделение в духе «факты – удел науки, нормы – прерогатива философии», вошедшее в моду после Юма, выглядит, по-моему, не слишком реалистично. Чтобы стало понятнее, позвольте пригласить в нашу компанию Стивена Джея Гулда, эволюционного биолога и палеонтолога, отца концепции прерывистого равновесия (punctuated equilibrium) в эволюции. Применив гильотину Юма к отношениям религии и науки, Гулд создал простую модель, которую назвал непересекающиеся магистерии (non-overlapping magisteria){122}. В этой модели методы, цели и результаты науки и религии полностью разграничены. Не имея общей почвы, они не способны ни дополнить, ни ущемить друг друга.

Гулд не выдумал эту точку зрения, просто популяризировал. Еще почетный председатель группировки