с трудом удалось проглотить таблетки.

– Откуда у тебя все эти лекарства?

– Отец был врачом. От него остался целый мешок образцов.

– Остался?

– После развода. Лучшее решение для моих и для всех. – Лидия закрыла пузырьки. – Только и делали, что ругались и наставляли рога друг другу.

Слоэн улыбнулся. Ему был знаком этот тип отношений. Провел глазами по голым стенам.

– Что это за место?

– Квартира на продажу.

– Еще один осколок развода?

На этот раз улыбнулась Лидия.

– Лидия, давно я здесь?

– Два дня.

Слоэн провел ладонью по лбу. Два дня, целых два дня в забытьи. Он ничего не значит для этой девушки. Он – гангстер, разыскиваемый полицией убийца. Лидия могла бросить его подыхать на улице или отдать в лапы полицейским.

Но она не сделала этого!

— Я очень испугалась, что ты не выкарабкаешься. – Лидия вытерла его лицо влажной салфеткой. – Ты все время был без памяти.

– Я что-нибудь говорил?

– Что-то бессвязное. Иногда что-то на языке, не похожем на английский. Называл женское имя: Арайя или Арианна, кажется.

– Так звали мою жену.

– Звали?

– Осколки развода.

– Ты называл и мужское имя: Фрэнк и еще какое-то, вроде Градна или Главек…

– Главно.

Лидия кивнула.

– Вроде так. Кто этот Главно?

– Это не кто, это название места.

– Где оно находится?

– В Боснии.

– У тебя на теле несколько шрамов, – Лидия вздохнула, – они оттуда? Я уже и забыла, что в Боснии была война.

– Ее предпочитали называть горячей точкой.

– Звучит лицемерно.

– Звучит отвратительно.

Повисла долгая пауза.

– Это в Главно ты начал убивать, Дэвид?

– В Главно я поверил, что прекратил убивать.

– Что-то пошло не так?

Слоэн не ответил. Главно не оставляло его в покое. Но оно было далеко. Другое было намного ближе и намного опаснее. Речь шла о смертельной опасности.

Это единственный способ заставить их выйти на свет.

Майкл Халлер – точка отсчета. Ари Нешер – ниточка к нему.

– Лидия, а где форма? Что ты с ней сделала?

– Выбросила. Она превратилась в рваную кровавую тряпку. – Лидия положила ему руку на лоб. – О деньгах не беспокойся, Дэвид. Я их нашла в кармане и спрятала. Все пятьдесят тысяч. И пистолет тоже.

Слоэн позволил Лидии уложить себя. Все его личные вещи остались в ангаре с трамвайной рухлядью. Но у него был резерв на чрезвычайный случай, привезенный им с собой – часть денег, уплаченных за контракт Халлером. И был «глок». Он поступил осмотрительно. Единственное, что он не смог предусмотреть, что это будет не чрезвычайный случай, а продолжение нью-йоркской войны. Не точечной операцией, а продолжением агонии, Дэвид.

Платой за искупление …

– Лидия!

– Да, Дэвид.

– Почему?

– Что почему?

– Почему ты решила не дать мне умереть?

Лидия повернулась к пламени свечи. Глаза ее сверкнули, отразив огонь. Слоэну показалось, что он увидел в них слезы, но не исключено, он ошибся.

– Потому что ты одинок, Дэвид. Ты самый одинокий человек, из всех, кого я встречала когда-либо.

Лидия бесшумно поднялась. Свечи отбросили тень на голую стену.

Безумие! Все, что ты делаешь, полное безумие!

Мужчина, которого она знала только как Дэвида, опять впал в беспамятство. Обнаженный мужчина на раскладушке в пустой комнате. Было что-то абсурдное в этом образе, что-то сюрреальное.

Разве это не безумие? Держать в доме человека, за которым тянется кровавый шлейф трупов. Помогать неизвестному, истекающему кровью. Быть на стороне убийцы, киллера. Как это у юристов?.. Соучастие? Или нет, пособничество? Как бы это ни называлось, это – преступление. И нет ничего абсурдного, ничего сюрреального в преступлении.

Опасность.

Это чувство нарастало, распространялось, как эпидемия вируса. Потому что сейчас мастиффы уже шли по следам и женщины с рыжими волосами, сидевшей за рулем машины, которая вывезла киллера с места устроенной им кровавой бойни.

Ночью, пока Дэвид то приходил в себя, то вновь терял сознание, Лидия вышла на улицу, по которой продолжал дуть проклятый горячий ветер. Она сняла с машины покрывало, которым целиком закрыла ее, когда привезла Дэвида. Тщательно смыла следы запекшейся крови. Заклеила с помощью пластиковой пленки и скотча разбитые стекла. А это как у юристов называется? Сокрытие улик, кажется.

Патрульная машина карабинеров медленно выехала из-за угла. Яркий луч подвижного бокового фонаря выгонял темноту из щелей между стоящими автомобилями. Лидия, сжимая в руках мокрые окровавленные тряпки, присела за машиной. Луч прошелся над ее головой и пополз дальше.

Опасность !

И все же, в хождении по острию ножа, по краю пропасти, в игре с опасностью был какой-то неосознанный соблазн. Что-то эротичное, как в запретных фантазиях, порождаемых подсознанием.

Лидия подняла с пола тонкую льняную простыню и накрыла ею Дэвида. Сильно дунула на свечу.

Пустая комната погрузилась во тьму.

17.

– Санитар! Санитар! Бог мой, есть здесь кто-нибудь живой? Санитар!

Белотти колотил металлической миской по решетке камеры.

– Санитар! Эй, кто-нибудь!

Узловатая рука просунулась сквозь решетку и словно тисками сдавила запястье, не давая стучать. Рука принадлежала сержанту Родольфо Скьяра, отдел убийств, полицейское управление Милана.

– Заткнись, Белотти. Иначе, я войду и заткну тебе пасть!

– Я не намерен терпеть такое издевательство! Я хочу поговорить с моей женой! Хочу связаться со своим журналом! Хочу поговорить с моим адвокатом!

Скьяра с силой вырвал у него из руки миску и бросил за спину, где она загремела по полу коридора.

– Может, тебе еще священника для исповеди, тарелку спагетти а-карбонара и плакат с видом Капакабаны?

Белотти, вырвав руку, отскочил вглубь камеры. Скьяра смотрел на него с брезгливостью. На журналисте была казенная роба из серой фланели, измочаленной многочисленными стирками, размера на три больше. Его лица не признала бы и мать родная. Из-за сломанной переносицы вокруг глаз расплылись сизые круги, сильно распухшую шишку, которая когда-то была его носом, закрывала узкая белая повязка.

– Вы не должны так поступать со мной! – крикнул Белотти. – У меня есть права!

– Твое единственное право – заткнуться и не доставать меня.

– Сукин сын! Фашист!

– Ага! Тяжелое оскорбление официального лица при исполнении им служебных обязанностей!

– Ты мне за все заплатишь, Скьяра! Ты не знаешь, с кем имеешь дело!..

– Ты посмотри! Еще один почетный член славной партии «ты не знаешь, кто я такой». – Скьяра рассмеялся ему в лицо. – Ошибаешься, Белотти. Я хорошо знаю, с кем имею дело. Ты из тех, кто верит, что он хитрее всех. Ты тот, кто подделывает пропуска для прохода в здание суда, кто подделывает ключи, кто постоянно врет. И за чьей мордашкой святой невинности срывается грязный мафиозный убийца.

– Скьяра, ну послушай… –