Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту pbn.book@gmail.com для удаления материала
Книга "Уродка: и аз воздам - Геннадий Петрович Авласенко", стр. 57
И ни одного, кажется, сочувствующего…
Впрочем, глубоко наплевать было инспектору на всё то, что о нём сейчас думают и о чём судачат за его спиной жители посёлка. Ему и раньше было на это почти наплевать, сегодня же – тем более…
«Напиться бы! – подумал инспектор, вновь подходя к столу и усаживаясь в кожаное кресло. – Ничего, потерплю как-нибудь до вечера! А там снова в бордель… и снова до потери сознания пить буду…»
Сама мысль о том, чтобы по окончании рабочего дня просто пойти домой… сама только мысль об этом вызывала у инспектора сейчас глубокое отвращение, густо перемешанное со страхом.
Глава 12
Виктория
Я проснулась среди ночи. Внезапно, как от толчка…
Некоторое время лежала, молча и совершенно неподвижно, напряжённо прислушиваясь неизвестно к чему, но так ничего конкретного и не расслышала. Разглядеть же хоть что-либо в кромешной темноте, царящей вокруг, я тем более не могла.
Но это ни о чём ещё не говорило…
В помещении кто-то был… посторонний кто-то, я в этом даже не сомневалась…
Вот только кто?
Алекс?
Вчера вечером я хорошенько вымыла пацанёнка в горячей воде, потом облачила его в одну из полотняных сорочек Охотника. Получилось что-то вроде ночной рубашонки до пят (немного широковатой, правда).
Потом, простирнув штанишки и курточку своего гостя, я Алекса покормила. Мясом, земляникой, черничным соком… и уплетал он всё это за милую душу.
А ещё потом мы просто толковали. О многом, и в первую очередь – о наших планах на завтра.
И пришли к следующему совместному соглашению.
Эту ночь Алекс проведёт у меня, а утром я отведу его домой. Не в сам посёлок, разумеется. Доведу до проплешины… а уж там заблудиться ему будет никак невозможно. В общем, малыш далее один потопает, а я из леса за ним некоторое время понаблюдаю. На всякий случай. Чтобы не напал никто, да и вообще не обидел.
Впрочем, выражение «доведу до проплешины» было не совсем точным, ибо собиралась я Алекса туда не вести, а нести. В наглухо закрытом заплечном ранце, дабы не смог он дорогу обратную запомнить… и Алекс ничего, на всё это, хоть нехотя, да согласился.
Видно, очень уж домой пацанёнку не терпелось попасть…
Также не стал он протестовать и против другого моего предложения: что провести эту ночь придётся ему в моей спальне одному, запертому снаружи. Ну, а я тут, в общем зале улягусь, возле самой двери, на запасном матрасе… так что, ежели мальцу ночью что-то (или куда-нибудь) понадобится – пускай только в дверь легонечко постучит или просто голос подаст.
В дверь никто не стучал, голоса тоже слышно не было, тем более, никак не мог Алекс выбраться из спальни, меня при этом совершенно не потревожив.
И проснулась я вовсе не от этого… просто, словно сигнал какой-то в голове моей неожиданно прозвучал… сигнал, оповещающий об опасности, неведомой, незримой, но вполне реальной…
А такая опасность действительно существовала, ибо я ничуточки даже не сомневалась: в помещении сейчас кто-то находился.
Кто-то посторонний и, кажется, весьма враждебно настроенный по отношению ко мне…
Вот только кем он мог быть, этот таинственный «кто-то»?
Или всё же пацанёнок смог каким-то невероятным образом в полнейшей темноте с мудрёным засовом справиться, а потом ещё и мимо меня совершенно незаметно проскользнуть?
Вот только с какой такой целью?
Убить меня всё же вознамерился, что ли?
Но ведь не полный же он идиот? И как бы не ненавидел меня (если и в самом деле всё ещё ненавидит?), тем не менее, понимать должен: ему без меня отсюда не выбраться и домой никоем образом не попасть! Он даже засовы, ведущие на поверхность, не сможет открыть самостоятельно, а ежели и получится у него такое случайно…
Разве не понимает: что там, наверху, его потом ожидает?
В это время что-то шевельнулось совсем неподалёку от меня. Точнее, кто-то? Шевельнулся и вновь замер…
Неужели и впрямь Алекс?
– Кто здесь? – как можно более спокойно поинтересовалась я, чуть приподнимая голову и пристально вглядываясь в темноту. Одновременно с этим я лихорадочно шарила рукой под матрасом в тщетных поисках припрятанного там с вечера пистолета. – Алекс, ты?!
Никто не отозвался, и пистолета тоже не оказалось под матрасом… во всяком случае я, сколько не шарила, никак не могла его там отыскать. А потом в нос мне ударил такой знакомый мускусный запах, и сразу несколько упругих и мохнатых тел навалилось на меня, придавливая к матрасу и не давая возможности даже пошевелиться.
«Крысы! – наконец-то поняла я, тщетно пытаясь высвободиться. – Как же они пробрались сюда, да ещё так незаметно?! И что им, вообще, от меня надо?!»
Это было последней связной моей мыслью, ибо в этот самый момент на лице моём оказалось что-то матерчатое и влажное, а в нос шибанул такой знакомый сладковато-дурманящий запах. Я уже испытала на себе однажды почти мгновение действие этого запаха, когда крысы, невзирая на отчаянное моё сопротивление, усыпили, а потом и вытащили меня из той страшной подвальной камеры.
Правда, тогда они мне жизнь спасали … а вот что сейчас они со мной сотворить вознамерились?
* * *
Когда я вновь очнулась и открыла глаза, то поняла, что нахожусь в собственной спальне и даже лежу на собственной кровати. Правда, связанная по рукам и ногам так крепко и умело, что даже пошевелиться никакой возможности не представлялось.
Оба светильника на противоположных стенах спальни были зажжёны и исправно освещали всё небольшое помещение. В том числе и крыс, которых набилось тут не менее десятка.
«А где Алекс? – мелькнула вдруг в моей голове тревожная мысль. – Забрали они его с собой, что ли?»
Наверное, так и случилось, ибо пацанёнка нигде не было видно. Впрочем, мысль о нём промелькнула в моей голове, да и пропала… не до Алекса мне сейчас было.
Итак, крысы вероломно нарушили наш негласный «пакт о ненападении», сначала тайно проникнув в моё жилище, а потом и пленив меня сонную.
Вот только зачем? С какой целью?
Или, может, это месть за то,