Глава 1
Чем сильнее я ощущаю свою вину перед человеком, темоткровеннее подлизываюсь к нему.
Сегодня, когда Дегтярев, сердито сопя, поволок к двери тугонабитый рюкзак, я моментально выскочила из столовой и заулыбалась:
– Помочь?
Не думайте, что я так внимательна к любому мужчине,перетаскивающему тяжести, просто вчера мы с полковником слегка повздорили, и янаорала на Александра Михайловича. А уже через десять минут остыла, поняла, чтоперегнула палку, но все же попыталась оправдать свое поведение: он сам виноват,ведь дружим не первый год, и кто, как не он, великолепно знает: госпожаВасильева любит давать советы, но терпеть не может выслушивать их от других.Ну, какого черта Александр Михайлович решил объяснять мне, его подруге Дашутке,новые модные тенденции? На кой ляд громогласно заявил, что к темно-синим брюкамне подходит фиолетовая кофточка? Сама знаю, какие вещи надевать. И что еговдруг прорвало? Ведь полковник никогда не замечал, кто и во что одет. Да ещепри гостях! Все спокойно сидели, пили чай, обсуждали церемонию вручения Оскара,и тут внезапно Александр Михайлович поднял взор и ни с того ни с сего брякнул:
– Зря вы тут хихикаете над звездами, не умеющимиправильно выбрать вечернее платье. Между прочим, Дашута, твои темно-синиеджинсы тоже не сочетаются с шелковой фиолетовой рубашкой. Честно говоря,выглядишь ты странно: снизу – ковбой, сверху – тинейджер, утащивший из шкафапраздничный наряд бабушки.
Я обомлела, скорее от неожиданности, чем от хамства. Моидомашние растерялись: Зайка, она же Ольга, уткнулась носом в чашку, Манязахлопала глазами. Ну, а гости деликатно закашлялись. Нет бы мне промолчать, несвязываться с Дегтяревым! Он сейчас лебезил бы передо мной, старался хотькак-то загладить вину, но я… С трудом обретя дар речи, я налетела на АлександраМихайловича и высказала все, что думала: а) о его собственной безвкусице водежде, б) о пятнах, которые вечно «украшают» его рубашки, в) о толстом животе,не помещающемся в свитера… Дальше – больше, в общем, повела себя, как базарнаябаба, а потом гордо ушла, хлопнув дверью.
Около полуночи в мою спальню вошла Машка и укоризненносказала:
– Ну ты даешь, муся!
– Сам виноват, – обиженно отозвалась я, откладываядетектив, – первый начал.
– Муся, – вздохнула Маня, – АлександрМихайлович не хотел тебя обидеть, так, ляпнул по глупости.
Конечно, Маруська была права, полковник совершенно незлобив,он просто не подумал, что говорит, и дуться на Дегтярева – абсолютнобессмысленное занятие. Впрочем, на себя – тоже. Сейчас на дворе стоит март,погода меняется, словно настроение у младенца: с утра тепло, днем морозно,вечером льет дождь, ночью валит снег. А у меня целую неделю болит голова, вот яи не сумела адекватно отреагировать на идиотское замечание, сорвавшееся с языкаполковника. Но не признаваться же в совершенной ошибке?
– Если ты глуп, то лучше помолчать, сойдешь заумного! – сердито ответила я девочке.
Машка покачала головой:
– Муся, знаешь Катю Петрову?
– Дочь Тани? Очень хорошо, препротивная особа, –продолжала я.
– А ты можешь припомнить, из-за чего мы с ней ругалисьв детстве?
– Элементарно, – пожала я плечами. – Катя сраннего возраста обладала подлой натурой. Она исподтишка пинала тебя, кусала,говорила гадости, а когда ты отвешивала ей оплеуху, моментально неслась к Танеи рыдала. Мне приходилось наказывать тебя, ставить в угол, а Катя потомдемонстративно прохаживалась рядом и громко чавкала «заслуженно» полученныммороженым. Честно говоря, я очень радовалась, когда нашей дружбе с Петровымипришел конец, мне самой всегда хотелось надавать затрещин этой милой вечнобольной и немощной плаксе.
– И что ты каждый раз говорила, отправляя меня вугол? – продолжила Маня.
– Одно и то же! Катю следует бить ее же оружием: кактолько она пихнет тебя, мигом начинай рыдать и беги к взрослым. Но ты в ответупорно лупила ее лопаткой по голове, и получалось: Катенька хорошая, бедняжкупобила немотивированно агрессивная Маша. Никто из взрослых особо не разбиралсяв ситуации, видели лишь конечный результат: слабенькая Петрова – вся в слезах,а крепкая Маша излупила бедняжку. И никого не интересовало, кто первый начал!Тебе следовало вести себя более сдержанно и хитро.
Машка прищурилась.
– Ты, мусек, как все люди, обожаешь давать советы!Ничуть не лучше твоей подружки Оксаны. Недавно, держа в руках сигарету, она,врач по профессии, долго объясняла Сашке Хейфец, почему, с медицинской точкизрения, вредно курить!
– Не понимаю, к чему ведешь разговор?
– Да к тому, что следовало вчера вспомнить про меня иКатьку Петрову, – вздохнула Маня, – промолчать, захлюпать носом имолча уйти из гостиной. Вот тогда обиженной оказалась бы ты, а так все жалеютполковника. Сколько раз я слышала от тебя: «Маня, следует вести себя сдержаннееи хитрее». Ладно, не переживай, к утру все забудут о казусе.
Маруська убежала, а я полночи проворочалась в кровати,испытывая угрызения совести, и в конце концов чуть не утонула в океанераскаяния. Полковник ведь на самом деле не желал сделать мне гадость. Поэтомуза завтраком я была с Александром Михайловичем предельно ласкова и даже неупомянула о вредности холестерина, когда приятель на огромный кусок белогохлеба шмякнул полпачки сливочного масла, а сверху придавил егодесятисантиметровым слоем сыра и жирной ветчины.
Вот и теперь, услыхав, как он идет к выходу, мигом предложила:
– Давай отвезу тебя в аэропорт.
– Спасибо, – буркнул Александр Михайлович.
Я схватила куртку.
– Спасибо, не надо, – заупрямился полковник.
– Почему?
– Сам доеду.
– Но ты же отдыхать собрался! А машину где оставишь?
– На метро доберусь.
– Но до городского транспорта еще следуетдобраться, – не успокаивалась я, – мы же в Ложкине, на Ново-Рижскомшоссе. Давай доставлю прямо до взлетной полосы!
– Ни в коем случае, – шарахнулся в сторонуАлександр Михайлович, – только этого мне не хватало!
– Не пугайся, просто пошутила, естественно, высажу увхода в зал.
– Нет.
– У тебя тяжелый рюкзак.
– Сказал – нет.
– Но почему?!
