Пролог
Сиверс-Херенхауз, земля Рейнланд-Пфальц,
Германия, май 1945
Когда с улицы донеслись первые грозовые раскаты, Хумберт Пауль фон Зиверс ан дер Майн, носивший титул фрайхерра, то есть барона, подошел к окну и распахнул ставни. Глядя на темно-сапфировые облака, сгущающиеся над усадьбой, этот худощавый сорокапятилетний мужчина, облаченный в чистую сорочку и малиновый смокинг, сшитый из тончайшего бархата, снял очки, протер их носовым платком и снова водрузил на нос. Подбородок барона был гордо поднят, глаза яростно блестели, победный клич так и рвался из его колыхающейся груди. В этот момент он сам себе казался истуканом, высеченным из мрамора, эдаким небожителем, способным побороть любую стихию, одолеть самого страшного врага.
Да! Он это сделал, завершил свою работу. Ему осталось лишь нанести последний, финальный штрих.
Скрипнула дверь. В комнату вошла светловолосая женщина в черном шелковом халате, голубоглазая, с ярко накрашенными губами. Она поставила на стол поднос с двумя бокалами, бутылкой коньяка «Асбах Уральт» и лимоном, порезанным на тонкие ломтики.
Хумберт посмотрел на нее холодным немигающим взглядом и скривил губы. Запах табачного дыма, который ворвался в кабинет вместе с этой женщиной, вызывал у барона раздражение.
– Хельга! Ты опять?.. – заявил он.
Женщина ничего не ответила, наполнила один бокал и несколькими глотками выпила коньяк. После этого она достала из кармана пачку сигарет, закурила и подошла к окну.
Лицо барона приобрело бордовый оттенок.
Это неслыханно! Что она себе позволяет?
Однако сегодня Хельга, безусловно, решила не считаться с его приказами. Подобное поведение этой женщины он назвал бы дерзким, если не сказать наглым.
Глядя на то, как Хельга в очередной раз затягивается сигаретой, Хумберт заявил:
– Кто позволил тебе курить? Мы же договаривались, что ты оставишь эту гадкую привычку!
Женщина исподлобья взглянула на него и сухо сказала:
– Прекрати свое нытье! Неужели ты не понимаешь – все кончено! По радио только что сообщили, твой любимый фюрер застрелился! Русские штурмуют Рейхстаг!
Хумберт задержал дыхание, его правая щека дернулась в нервном тике.
– Фюрер застрелился? – хрипло процедил барон и невольно посмотрел на толстую тетрадь, лежавшую на письменном столе.
Это движение его головы было замечено Хельгой, и она, чуть повысив голос, спросила:
– Ты закончил работу?
Барон на мгновение замешкался, потом ответил:
– В общем-то, да.
Хельга решительно подошла к столу и собиралась уже протянуть руку, но Хумберт ее опередил. Он быстрым движением схватил тетрадь, убрал ее в верхний ящик стола и запер его на ключ.
– Я нашел отгадку на главный вопрос, но должен кое-что проверить, пересчитать еще раз, – проговорил он.
– То есть формулы еще нет?
– Есть! Она здесь! – Мужчина постучал указательным пальцем по своей голове.
Хельга выдавила из себя улыбку.
– Ты должен как можно быстрее все записать! – Она приблизилась и положила руки ему на плечи. – Скоро здесь будут американцы. Мы продадим им твое изобретение и уедем. Мы забудем весь тот кошмар, в котором жили последние несколько лет. Мы станем богатыми, купим домик в Калифорнии, на побережье, заведем малыша.
– Что? Продать мое изобретение? Ну уж нет! – решительно заявил Хумберт. – Плоды моих трудов не достанутся этим свиньям, тупым америкашкам. Я создавал свое детище во славу великой Германии. Оно не будет служить этому низкосортному сброду!
– Чем же так плохи американцы?
– Янки – это нация эмигрантов, большинство из них составляют самые обычные евреи!
– Тогда поедем в Париж.
– Лягушатникам я тоже не отдам свою формулу! Ни им, ни англичанам, ни уж тем более твоим ненаглядным русским!
Хельга нервно рассмеялась и осведомилась:
– Тогда что же ты собираешься делать? Как поступишь со своим так называемым детищем, над которым так трясешься?
Хумберт прищурился. Его щека снова начала дергаться.
– Так называемым? Трясусь? Я не ослышался? Ты сказала именно эти слова?
– По-моему, ты окончательно свихнулся, мой дорогой Хьюго. Сейчас не до твоих глупых бредней о чистоте арийской расы и прочей вашей национал-социалистической дури. Мы должны просто спасать свою шкуру…
Женщина не договорила, потому что барон заорал так, что из его рта полетели слюни:
– А ну пошла вон! Прочь отсюда, русская потаскуха! Не смей даже думать о том, что тебе удастся присвоить мои достижения и продать их кому бы то ни было. И убери отсюда коньяк. Я не желаю пить в такой момент.
Хельга отшатнулась, ее лицо скривилось в презрительной гримасе. Втянув ноздрями воздух, Хельга подбежала к столу и смахнула с него поднос со всем его содержимым. Раздался звон, паркет тут же покрылся осколками стекла. Янтарная жидкость растеклась по полу, а ломтики лимона разлетелись по ковру. Хельга бросила на пол недокуренную сигарету, погасила ее ногой, вышла из комнаты и громко хлопнула дверью.
Барон был ошарашен. Она часто устраивала ему истерики, но на этот раз все зашло слишком далеко.
Оставшись в одиночестве, Хумберт уселся за стол.
– Вы только послушайте ее! Родить малыша! От кого? От этой ничтожной второсортной девки? Ну да ничего, за этот поступок Хельга еще ответит! Наказание будет суровым, но с этим придется повременить. Сейчас мне нужно просто закончить работу, – пробурчал он себе под нос.
Услышав, что начался дождь, барон поспешил закрыть окно, после чего достал из стола ту самую тетрадь, которую недавно спрятал от Хельги, взял перо и начал что-то быстро писать.
Примерно через полчаса Хумберт закончил работу и снова подошел к окну. Сверкнула молния. Барон невольно вздрогнул, но ему тут же стало стыдно за собственный страх.
Через завесу непрерывно льющего потока воды барон разглядывал свои владения. Неужели скоро здесь все изменится?
Асфальтовое шоссе, ведущее к усадьбе, по обеим сторонам было усажено липами. Сама усадьба, расположенная на высоком холме, представляла собой ряд кирпичных построек с крутыми черепичными крышами. Помимо особняка, довольно внушительного каменного здания с треугольным фронтоном, остроконечными башнями и балюстрадой, здесь имелись несколько домиков для прислуги, псарня и каменный колодец с кристально чистой водой. Перед главным зданием раскинулся ярко-зеленый газон, с ровно остриженными кустами самшита, торчащими тут и там. Слева от усадьбы располагались распаханные поля, справа протекала извилистая горная речушка Кальтерштрум, в которой водилась ручьевая форель.
