на десять местных сотрудников приходился один советский, так что, само собой, случайные люди на финансовую работу за границу не попадали по определению, тем более, что зарплаты у них хоть и меньше, чем у местных секретарш, но, порою, больше, чем у советских послов этих же странах. А если ты совсем «блатной», и у тебя в заграничной командировке жена тоже устроена на работу, например, библиотекарем — все, считай, жизнь и до, и после возвращения в СССР удалась…

Кажется, как-то раз, в начале девяностых, Широков с Белкиным даже лично встречались в курилке, где только и можно было знакомиться с кем-то из «своих» командировочных, или даже просто сотрудников другого подразделения банка. Разговор между ними тогда зашел, разумеется, на совершенно нейтральную тему — о нумизматике, в которой Андрей Адольфович, судя по всему, неплохо разбирался, несмотря на то, что в советское время сотрудникам банков было запрещено собирать монеты.

А потом как-то сразу и неожиданно наступил очень темный и смутный период в истории государства Российского. Однако Андрей Широков уже успел очень вовремя перебраться в чисто иностранный банк — специалистом по работе с российской клиентурой. Затем получил вид на жительство, а в положенный срок и австрийское гражданство. Спустя еще несколько лет потребовала русскоязычного сотрудника большая коллекция дореволюционных российских монет, и Андрей Адольфович начал профессионально заниматься нумизматикой высокого уровня. Заслужил безупречную репутацию грамотного эксперта и порядочного человека, а теперь возглавлял некий Фонд, зарегистрированный в Лихтенштейне, который, согласно оперативной справке по Широкову, занимается «доверительным управлением и проведением аукционов».

Конечно, Широков внешне изменился — со времени их встречи прошла четверть века, да и на фотографии из личного дела во Внешэкономбанке он выглядел куда моложе. Но, видимо, спокойный и размеренный образ жизни, вдали от экономических потрясений, войны и политических бурь, позволили ему сохраниться значительно лучше, чем большинство его соотечественников в этом возрасте.

…Кажется, эта порода собак называется корги.

Павел Олегович обратил внимание на целлофановый пакетик, подвязанный к поводку, чтобы сразу убрать за четвероногим питомцем продукты его жизнедеятельности. Потому как, у них тут особенный европейский порядок и чистота, хотя поезда выбиваются из расписания намного чаще, чем в Германии. Видимо, все-таки сказывается итальянское соседство.

Интересно, как зовут этого песика, — подумал зачем-то Белкин и опять посмотрел на часы.

Минут через пятьдесят господину Широкову надо быть на встрече. Это недалеко, но, все-таки, нужно какое-то время, чтобы добраться. Значит, сейчас он по-быстрому выгуляет своего корги, вернется в квартиру и поедет. Скорее всего, на трамвае, но может воспользоваться автомобилем, хотя…

В том, что из-за угла в переулок выкатился очередной велосипедист, ничего необычного не было. Внешний вид его тоже не показался бы никому в Вене особенно странным — молодой человек, при костюме и в белой рубашке, но со шлемом на голове и с брючинами, прихваченными у лодыжек каким-то зажимом.

Неожиданностью для Белкина оказалось то, что, увидев мужчину с собакой, велосипедист очень резко остановился возле него и достаточно агрессивно заговорил. Вопреки ожиданию, господин Широков ответил — и со стороны могло показаться, что он не то, чтобы оправдывается, но пытается объяснить собеседнику что-то важное. На таком расстоянии без специальной аппаратуры услышать, а тем более разобрать, о чем идет речь, было, конечно же, нереально. Однако Белкин, на всякий случай, опустил боковое стекло — храбрый корги заливался отчаянным лаем, натягивал поводок и, кажется, даже попробовал дотянуться зубами до щиколотки незнакомца. Наконец, молодой человек почти выкрикнул что-то резкое и короткое. Помахал рукой перед самым лицом Андрея Адольфовича, запрыгнул на свой велосипед, развернулся и крутанул педали.

Господин Широков успокоил своего отважного четвероногого защитника, еще немного постоял в раздумье и ослабил поводок. Судя по всему, он решил не ходить на площадку для выгула собак, или в соседний парк, ограничившись газонами напротив дома…

— Слушаю, — спохватился Павел Олегович. Он едва не пропустил уже второй вызов, потому что мобильный был переведен в режим без звука. — Да, извините. Слушаю?

Докладывал человек из Милана, которому было поручено плотно присматривать за наследницей и за ее возможными контактами.

— Она сама звонила? Из гостиницы? — Оперативно проконтролировать мобильную связь иногда даже проще, чем стационарные линии. И госпожа Леверман, видимо, это знала, или об этом догадывалась. Иначе кто в наши дни станет экономить на международном роуминге, чтобы за деньги звонить из отеля?

— По какому номеру? Это Россия… подождите, я запишу… — память у Павла Олеговича была профессиональная, но в последние годы он уже перестал полагаться только на нее. — Все, спасибо. На связи!

Сочетание цифр почти сразу же показалось Белкину знакомым. И он совсем не удивился, когда список контактов мобильного телефона определил, что это тот самый номер, по которому он перед поездкой общался с Олигархом.

Знаменитый нумизмат граф Иван Иванович Толстой

«…“Шеей” нумизматы называли между собой серебряный рубль 1801–1803…». Стр. 112

«…Кажется, эта порода собак называется корги». Стр. 136

Глава 5

«Белый червонец»

«Даже, если человек, с которым вы имеете дело, друг всей вашей жизни, если он профессор и если ему шестьдесят лет, не оставляйте его наедине со своей коллекцией! Слишком велик соблазн».

Профессор Мариан Гумовский, нумизмат и геральдик

Звук был такой, будто костяшками пальцев постучали по дереву — это под окном гостиничного номера не торопясь прошел трамвай. Еще вчера Александр Дыбенко, известный среди коллекционеров, как Матрос, добирался на таком же из аэропорта…

В принципе, Цюрих ему сразу понравился. Хороший такой город, чистый и по-настоящему «буржуинский». На весь город всего пять памятников. Во время Второй мировой войны все газоны пустили под огороды для продовольственного самообеспечения. Зато, как и в каждом уважающем себя швейцарском городке, здесь есть улица или набережная, носящая имя начальника местного генштаба — благодаря которому, по местному поверью, страна не была захвачена посреди последней войны.

Говорят, что Цюрих ощутимо и визуально набит деньгами. Идешь мимо тихого кафе, а потом читаешь, что именно в нем проходила встреча боссов итальянской мафии. А в ресторане через улицу, спустя две недели после выхода из отечественной тюрьмы, изволил откушать знаменитый российский олигарх…

Можете представить себе Вокзальную улицу в каком-нибудь нашем районном центре? Так вот главная улица в Цюрихе — Банхофштрассе, то есть тоже Вокзальная, но она здесь самая знаменитая и помпезная. По словам ирландского писателя Джеймса Джойса,