из переписки и звонков складывался вывод, что все свои деньги в один прекрасный момент они перевели твоей тетке. Номер счета был указан в сообщении, какие-то срочно требуемые инвестиции. У них ведь был общий бизнес, так? Так. Но я также точно помню, что она говорила под протокол, что не общалась со своим братом почти полгода до его гибели.

– Не общалась, – отреагировала Маша кивком и задумалась. – То есть, выходит, она с ним лично не общалась, но продолжала созваниваться и переписываться? Так?

– У меня такое впечатление сложилось. Тогда я к ней. Она в отказ. Демонстрирует мне свой телефон, даже распечатки у оператора связи взяла, чтобы меня убедить. И мне показала. Там пусто! Никаких входящих и исходящих от твоего отца и ему. Ни единого сообщения. Никаких денежных переводов. История ее банковских счетов не менялась в течение этих шести месяцев. Я был в шоке, честно! У твоего отца, главное, все это есть в истории. А у нее нет. Как так? Я в ней все равно сомневался. И усилия удвоил, вопросы к ней ужесточил. Но… – Валера дотянулся до ее виска, поцеловал. – Ничего не вышло. Твоя тетка оказалась безупречно чистой. И еще она очень сильно горевала по твоему отцу. Каждая наша с ней беседа заканчивалась слезами.

– От тоски она и заболела. И умерла вскорости. – Маша положила голову ему на ключицу и неожиданно всхлипнула. – А я что-то интуитивно чувствовала и не хотела с ней общаться. И добром ее, которое она мне оставила, не хотела пользоваться. Она же продала бизнес, а деньги все завещала мне. Дом свой, машину. Я сочла тогда, что ее мучают угрызения совести из-за того, что она не общалась с моим отцом – своим родным братом. А все оказалось гораздо драматичнее. Валера… Как ты мог все это время молчать? Почему не рассказал мне ничего?

– Нечего было рассказывать, Маша. Мое расследование загнало меня в тупик. – Он протяжно зевнул и потер глаза ладонью. – Озвучь я это все в отделе, твоей тетке прохода бы не дали. Изгадили бы все ее последние страшные дни. Расскажи тебе… Тоже не вариант. Кстати, заболела она задолго до того, как случилась беда с твоим отцом. Просто все скрывала. Лечилась. А когда его не стало, сдалась. Незачем, говорит, жить теперь. Она его очень любила, Машка.

– Я тоже. Любила их всех. И мне их страшно не хватает. – Слезы текли по ее щекам, скатываясь на его горячую кожу. – История с мошенничеством, стоившая моим родителям жизни, очень скверная, Валера, и не банальная.

– Да. О такой схеме я ни до, ни после не слышал.

– А вот я… Я услышала два дня назад нечто подобное. – Маша вытерла слезы и зажмурилась. – Но об этом завтра. Сейчас давай спать.

Глава 19

Наташу Голубеву выпустили в пятницу. Не было еще и восьми утра, когда дверь ее камеры открылась и ей велели: «На выход с вещами». Вещей у нее никаких не было. Ее никто не навещал – некому. Никто не приносил ей передачек и теплых свитеров. В чем ее взяли под стражу, в том она и пробыла семьдесят два часа. Кое-как мылась над раковиной в камере, чтобы окончательно не провонять. Но волосы…

Поймав свое отражение в пластиковой перегородке перед выходом на волю, Наташа чуть не заплакала. Она ужасно выглядела: помятая, бледная, волосы сальные, всклокоченные. Ее ни один таксист в таком виде не посадит, придется идти пешком до дома. Благо не очень далеко. Минут за сорок дойдет. Если сил хватит.

На улице было холодно. Температура опустилась до нуля, сильный ветер мгновенно растрепал ее сальные пряди и забрался под воротник тонкой куртки. Пока шла к воротам, просила небеса послать ей сговорчивого водителя, который бы не обратил внимания на ее внешний вид и довез до дома. Пешком – не вариант. Она пока шла от проходной до ворот, уже продрогла.

Вызывать такси не пришлось и пешком идти тоже. Ее встречал Осипов. Он стоял за воротами следственного изолятора, привалившись к водительской двери, сияющей такой чистотой, словно машину только что выгнали с мойки. Выглядел он безупречно: хорошая стрижка, добротное пальто, под ним костюм и белоснежная рубашка, дорогие кожаные туфли, стильные очки.

Очки, как он сам ей признался день назад, Осипов носил для солидности. Зрение у него было превосходным.

– Привет, – поздоровался с ней ее бывший коллега, не схвативший ни одной звезды в журналистике, но вовремя оседлавший удачу в адвокатском кресле. – Как ты, Наташа?

– С чистой совестью на свободу, – пошутила она мрачно, подошла ближе и остановилась, не сделав ни единой попытки сесть к нему в машину. – Привет, Осипов.

– Ты не ответила: как ты? – Он с сочувствием наблюдал, как мелко трясется ее исхудавшее тело.

– Мне бы такси вызвать, Игорь. – Она провела ладонью по сальным спутавшимся волосам. – Боюсь, в метро меня не пустят или снова арестуют, примут за бомжиху.

– Я подвезу. – Он оттолкнулся задом от сверкающей воском двери машины, обошел ее спереди, встал у пассажирской двери. – Прошу!

– Осипов, ты издеваешься? – Наташа осмотрела свою помятую одежду, кое-где на ней были пятна непонятного происхождения. – Я грязная, от меня воняет.

На последних словах голос ее задребезжал, она всхлипнула, приложив ладонь ко рту. Никогда бы не подумала, что станет испытывать подобное смущение. Да она никогда в таком виде и не бывала. В самые тухлые места в период своих журналистских расследований проникала в специальных защитных костюмах, которые потом снимала и выбрасывала.

– Наташа, не выпендривайся, садись, – настойчиво повторил Осипов. – Воняет от нее… Не знаешь, как от людей воняет после нар! Иди сюда, сказал!

Она послушно обошла его машину, села на пассажирское сиденье, но пакет все равно попросила, постелила под себя на сиденье.

– Куда? – глянул он на нее спокойно, без надменности, с которой при ней общался с майором Подгорным.

– Домой. И побыстрее, если можно.

– Можно. Только заедем по пути в магазин. У тебя наверняка дома пожрать нечего. А я проголодался. Не завтракал, за тобой спешил.

Наташу его поведение изумляло и смущало. Оно было непонятным. Деньги она ему за услуги уже перевела. Подгорный позволил воспользоваться личным кабинетом банка в телефоне. Сделал снисхождение. Оплатила Осипову по тарифу, который значился в прайсе его конторы. Чего он с ней возится?

– Сиди, – приказал Осипов, останавливаясь у ближайшего супермаркета. – Я быстро…

Притащил три пакета какой-то дребедени, которую даже ее диета не допускала.

– Ты это ешь? – морщилась она, вытаскивая дома из пакета