– Да? Где?

– Да вот, стоит напротив, болтает, лохматый…

– Я? О-о-о, какой комплимент!

– Да, ты. Но постричь тебя необходимо…

– О господи, ты невыносима.

– Ага, и не пытайся меня исправлять.

Все-таки я не ошиблась тогда, пару десятков лет назад, когда вручила ему вторую половинку кулончика.

«Оля, это же не вы?» – в ужасе спрашивает меня в личке моя постоянная читательница, можно сказать поклонница, и кидает ссылку.

Я открываю пост. Он про меня. Со скринами. Смысл поста такой: «Посмотрите, какая хамка, а строит из себя святошу». И скрины, на которых я… реально грублю людям. Ну, может, и не грублю, но границы перехожу точно, кусаюсь, шиплю, ерничаю, язвлю и вообще.

Там на одном скрине, например, я пишу женщине с енотом на аватарке: «Да мне плевать на ваше мнение, кто вы вообще, енот?!!!» и много восклицательных знаков, которые выдают с потрохами, как мне на самом деле не плевать.

Можно было бы написать этому человеку с енотом иначе, достойно и спокойно, никого не обесценивая. Сказать, что критика без запроса от незнакомых людей, которые не знают ни меня, ни ситуации, не является для меня ценной и значимой.

Но так я могу написать сейчас, когда я спокойна, дома, в гармонии, а тогда… Тогда я впервые столкнулась с кибербуллингом и еще не знала, что с ним делать и как проживать такое.

Кибербуллинг – это травля в соцсетях, когда много людей одновременно приходят к тебе на страницу, чтобы написать гадость или сообщить, как они в тебе разочарованы. Все это сдобрено ярой агрессией и лютым обесцениванием.

Я тогда еще не знала, что на такие вещи отвечать надо юмором или игнором, и то при условии, что у тебя есть ресурс на юмор. У меня вот – не было. Я ощущала себя загнанным в угол зверьком, который шипит и кусается. Я заболела, не спала, злилась и не понимала, за что это мне и куда делась справедливость.

Может, закатилась под кровать, на которой я рыдаю уже неделю?

И вот моя поклонница пишет: «Это же не вы, правда?» Ну, смысл такой: «Вы же такая хорошая, вы же не станете так хамить?»

У меня сильный соблазн ответить ей: «Не я, конечно, не я». Потому что стыдно признать: это тоже я. Вот такая вот грубая, шипящая, царапающая – я. Мне не нравится быть такой, но я такой бываю.

Есть смешной (и не совсем приличный) анекдот про лекцию по анатомии в институте. Там профессор показывает студенту скелет и просит определить пол: кем был скелет при жизни – женщиной или мужчиной?

Студент трогает скелет, рассматривает и говорит:

– Та-а-ак… тут у нас был мужчина…

А скелет женский, и профессор, подмигнув, поправляет его:

– Не был, а бывал.

Вот по аналогии можно обыграть и мою грубость: нельзя сказать, что я БЫЛА грубой, можно сказать, что БЫВАЛА.

Я, конечно, стараюсь быть другой – спокойной и мудрой, учусь на своих ошибках, ценю полученный опыт, работаю над своими эмоциями.

Мое творчество не про «хорошая», а про «живая». А живые люди, они разные.

Я не могу повернуть реальность вспять, вернуться туда, в те скрины, и приказать себе той, взбешенной, злой, напуганной: «Не смей опускаться до гадостей, ты же потом пожалеешь, тебе за это будет стыдно!» Зато я могу, прожив этот опыт, зафиксировать стыд и в следующий раз, когда меня кто-то обидит или заденет, найти в себе мудрость промолчать или ответить достойно.

У нас кошка появилась раньше, чем дети. И живет с нами уже больше двенадцати лет. Она мирная, спокойная и добрая.

Но однажды наш маленький двухлетний сын, играя с кошкой, больно прищемил ей хвост, и она в ответ поцарапала ему ручку.

Я помазала царапину зеленкой. Сын сначала хныкал, а потом ходил гордый и всем показывал вавку.

– Кто это тебя так? – спросила его соседка, Светлана Степанна.

– Киска, – наябедничал сын. – Киска Дасю цап.

– Это ему кошка руку разодрала? – обернулась ко мне изумленная соседка.

– Там маленькая царапина, – поправила я: мне не понравилось слово «разодрала», оно больше подходит зияющей ране, а не царапинке размером с сантиметр.

– Так ты накажи кошку, отвези в ветеринарку, пусть ей когти удалят. Это не так дорого. Есть такая операция – выдирают когти, – просветила меня соседка. – Чтоб кошке не повадно было детей царапать.

Я опешила. Такая мысль даже не приходила мне в голову. Не про когти даже, а про то, что наказать следует кошку.

Почему я должна наказывать кошку? За что? За то, что она кошка и у нее есть инстинкты?

Кошка – это вообще-то млекопитающее отряда хищник.

Она ничего такого криминального не сделала, просто была сама собой, защищалась. Ей сделали больно – она сделала больно.

Это тогда меня наказывать надо. Я же не уследила за их потасовкой.

– А где провинившимся людям удаляют ногти, Светлана Степанна, не подскажете? – спросила я, и, глядя на ее вытянувшееся от удивления лицо, добавила. – Ну а что? Это же я не справилась с материнством и владением домашним питомцем, и вот что случилось. Моя ответственность, меня и пытать давайте…

Царапина прошла через три дня. Соседка решила, что я сумасшедшая. Кошка живет с нами до сих пор, любимая и обожаемая всеми членами семьи.

Я по жизни, как моя кошка, мирная, спокойная и улыбчивая. Но если больно прищемить мне хвост, я могу поцарапать. Не для того, чтобы отомстить, а просто инстинктивно, защищаясь, обозначая границы: вот тут больно, не надо так, ш-ш-ш-ш.

Мы все немножко кошки в этом смысле. У нас есть образ того, какими мы хотим быть, и соответствие этому образу тем сложнее, чем идеальнее наши лекала.

Я точно знаю, что я не идеальная. Я разрешила себе это. Иногда я инстинктивно совершаю неправильные поступки, и мне за них бывает стыдно.

Но я себя больше не наказываю за то, что я кошка.