— Меркель? — Петриус поднял брови. — Пакистанец?

— Скорее всего, хорват.

— Откуда в Уфе хорват?

— Из Тайного Города, — пожал плечами водитель. И развил тему: — Если хотите, можно поехать к Меркелю прямо сейчас; как показывает опыт, челы крайне нервно переносят ночные допросы, и нет никаких сомнений в том, что наш друг продемонстрирует невероятную искренность.

— Нет, — поколебавшись, решил брат Петриус. — Хватит на сегодня челов, я хочу отдохнуть.

— Как скажете.

И внедорожник взял курс на «Хилтон».

* * *

При расставании Бранделиус пообещал позвонить, но свой номер не оставил, взял лишь телефон Виктора, и потому следующие две недели стали для Громова настоящей пыткой.

Нет, первые дни дались легко: Виктор не сомневался, что новый знакомый вот-вот объявится, а потому вёл себя как обычно, правда, всё время пребывая в приподнятом настроении, подобно человеку, который точно знает, что скоро в его жизни случится нечто безусловно приятное, и спокойно ожидает заслуженную радость.

Но время шло, Бранделиус не давал о себе знать, и в душу Виктора стали закрадываться сомнения.

Первая мысль: а не стал ли я жертвой розыгрыша? Чего проще: подкараулить одинокого прохожего в укромном и довольно таинственном уголке и навешать ему лапши на уши, чтобы… И вот тут сомнения улетучивались, потому что розыгрыш всегда имеет конкретную цель — посмеяться над жертвой, причём, как правило, сразу же после спектакля, а ничего подобного с Громовым не произошло. Более того, продемонстрированный Бранделиусом трюк показался необычайно реалистичным, доступным лишь опытному фокуснику, который должен был долго готовиться… И снова возникает вопрос: зачем? Кто пойдёт на такие расходы ради неизвестно чего?

Убедив себя, что не стал жертвой мистификации, Виктор испугался другого — что оставил волшебнику неправильный номер. Встревоженный, он несколько раз возвращался к роще — в разные дни, в разное время — в надежде встретить Бранделиуса, но тщетно — таинственный знакомец как в воду канул.

Даша, которой не повезло принять участие в фокусе, а соответственно поверить так же крепко, как Виктор, посмеивалась над другом, пару раз даже намекала, что встреча ему приснилась, и тем вгоняла Громова в ещё большую тоску.

Он ведь поверил!

А его обманули.

Или он сам себя обманул.

Или ошибся и тем лишил себя возможности прикоснуться к Неведомому, изменить жизнь…

Виктор не расставался с телефоном, без конца подзаряжал его, опасаясь, что в нужный момент батарейка сядет и он не сможет принять звонок, постоянно посматривал на экран, проверяя, не выключился ли звук, он почти сошёл с ума, но, к счастью, Бранделиус не солгал.

— Виктор? Здравствуйте, это Антон Арнольдович…

Громов изо всех сил постарался удержать спокойствие — хотя сердце отчаянно ухнуло в неописуемо счастливую глубину и безумно захотелось завопить во всё горло: «Есть!»

Но сдержался. И ровным, разве чуть сдавленным голосом ответил:

— Здравствуйте.

Дом, надо отдать должное, оказался не помпезным сараем, выстроенным в стиле «Малиновый пиджак Forever», а небольшим, со вкусом отделанным коттеджем, стоящим в центре также небольшого, но очень уютного садика. С одной стороны, кусты и деревья не мешали любоваться строением, подчёркивая его аккуратную отделку, с другой — надёжно скрывали участок от соседей.

— Прошу, прошу, — радушно проговорил открывший дверь Бранделиус. — Наслышан о вас, Дарья…

— Алексеевна.

— Очень рад познакомиться. Все в сборе, ждём вас.

Виктор кивнул. Он ощущал нечто схожее с состоянием спортсмена перед стартом — смесь куража и тревоги. И потому, когда вошёл в комнату, где находились четыре человека, волнение застило ему глаза… эти четверо для него как-то смешались, даже до странности смешались, образовав хаотический коллаж из лиц, и потребовалось секунд пять-шесть, чтобы сообразить: перед ним трое мужчин и женщина.

А хотя не так уж мудрено было сбиться, потому что женщина, точнее, девушка лет двадцати — двадцати трех, — оказалась типичной «унисекс»: короткая стрижка, клетчатая рубашка-ковбойка, прямые джинсы… Да и движения у неё получались угловатыми, лишёнными женской грации.

— Карина, — представилась она.

— Виктор.

— Даша.

— Очень приятно… — На три голоса.

К этому мгновению Громов вполне освоился, взгляд вернул привычную наводку, и он увидел, что все присутствующие относятся к достаточно ровной возрастной категории: от двадцати до тридцати пяти. От Карины вот до этого рыжего парня с бледно-голубыми, почти белыми глазами.

— Герман.

— Очень приятно…

— Марат, — сказал третий.

Высокий, изящный, элегантный… Чёрные волосы, удивительно тонкие черты смугловато-матового лица, ещё не утратившие свежести, хотя Марату было не менее тридцати. Но главное — чувствовалось в нём нечто не от мира сего, какая-то сдержанная отстранённость от реальности.

— Профессиональный музыкант, — добавил Бранделиус. — Скрипач симфонического оркестра.

— Вторая скрипка, — скромно заметил Марат.

— Пока.

— Да нет, — вяло усмехнулся оркестрант. — Навсегда.

— Ну, никогда не говори «никогда»…

— Я и не говорю — «никогда». Я говорю — «навсегда».

— Достаточно захотеть…

— И всё? Только захотеть? — Чувствовалось, что для Марата, несмотря на демонстративное равнодушие, номер скрипки давно и прочно превратился в больную тему. — И больше ничего не надо?

— Да, только захотеть! — подтвердил Антон Арнольдович и неожиданно пробарабанил пальцами сложный ритм, судя по изумлению на лице музыканта, очень сложный. — Ваши новые способности, друзья мои, позволят идеально контролировать себя, двигаться с уникальной точностью и совершенством. Ты станешь первой скрипкой.

Марат промолчал.

Даша бросила на Виктора быстрый взгляд, но тот лишь слегка пожал плечами.

Почему-то вышло так, что последним, на кого обратил внимание Виктор, оказался рослый, спортивно-подтянутый, плечистый, но не перекачанный — словом, очень гармонично сложенный парень лет двадцати пяти. Шатен с преувеличенно аккуратным, подчёркнуто старомодным зачёсом, носящий вычурно-стильные тёмные очки типа «бабочка».

Впрочем, ничего удивительного, что для Виктора и Даши этот персонаж оказался как бы в тени. Он — намеренно? — не выставлялся на первый план, сидел в углу за старинным комодом и не проявлял ни малейшего желания приветствовать новых гостей.

— А теперь позвольте представить самого загадочного члена нашей команды! Без имени и без лица.