* * *
От автора
Многие зарубежные классики входят в русскую литературу не одни, а «рука об руку» со своим постоянным переводчиком. Своим русским полпредом, посредником, без которого они не стали бы фактом русской культуры. Так нерасторжимой парой с переводчиком и ходят. Данте – с Лозинским. Шекспир – с Пастернаком. Сервантес – с Николаем Любимовым. О. Генри и Стивенсон – с Корнеем Чуковским. Вирджиния Вулф – с Еленой Суриц. Фолкнер – с Виктором Голышевым. Музиль, Гессе и Томас Манн – с Соломоном Аптом.
А Честертон и Вудхаус – с Натальей Трауберг. Комические идиллии лучшего английского комика XX века Пэлема Гренвилла Вудхауса получаются в переводе Н. Трауберг лучше, чем у других, не менее маститых переводчиков. Трауберг Вудхауса любила и тонко чувствовала.
Ее памяти и посвящается эта книга.
Для автобиографии нужны чудаковатый отец, несчастливое детство и жуткая школа. У меня ничего такого не было. Отец – нормален, как рисовый пудинг, детство – лучше некуда, а школа – шесть лет блаженства[1].
Пэлем Гренвилл Вудхаус
Вместо предисловия
Всентябре 1915 года крупный литературный филадельфийский журнал «The Saturday Evening Post» напечатал рассказ жившего в это время в Америке 33-летнего английского писателя-юмориста Пэлема Гренвилла Вудхауса. Рассказ, называвшийся «На выручку юному Гасси» (спустя полтора года он войдет в сборник «Левша на обе ноги», вышедший в лондонском издательстве «Мэтьюэн»), ничего особенного собой бы не представлял, если бы не две короткие, незначительные реплики. Сначала немолодой уже, недавно принятый на работу дворецкий сообщает своему хозяину: «Вас желает видеть миссис Грегсон, сэр». А затем, когда его хозяин, юный повеса, в свою очередь, извещает дворецкого, что они едут в Америку, берет, как дворецкому и полагается, под козырек: «Очень хорошо, сэр. Какой костюм вы наденете?»[2]
Кто бы мог предвидеть, что эти проходные реплики войдут в анналы английской литературы? А между тем именно это и произошло, ибо они ознаменовали собой рождение знаменитой пары: Дживса и Берти Вустера, а заодно и «железной женщины» тети Агаты, «у которой акулий глаз и твердые моральные устои». Это тетя Агата посылает племянника в Нью-Йорк образумить своего кузена Гасси, который по легкомыслию влюбляется в заштатную артистку бродвейского варьете.
Читатели сентябрьского номера «The Saturday Evening Post» за 1915 год вряд ли обратили внимание на почтительного дворецкого, которого теперь знают и почитают во всём мире. Его роль в рассказе слишком незначительна, да и какая юмористическая история обходится без ушлого слуги и легкомысленного и недалекого хозяина, который без своего фактотума шагу ступить не может, – вспомним хотя бы «Фигаро здесь, Фигаро там».
«Теперь, когда я столько всего о нем написал, – отметит Вудхаус спустя полвека в авторском предисловии к «Миру Дживса» (1967), антологии романов и рассказов с участием прославленного дворецкого, – кажется забавным, как тихо и незаметно вошел Дживс в мою жизнь… В полной мере я представил его себе несколько позже… Я краснею от мысли, что во время нашей первой встречи я обошелся с ним столь бесцеремонно»[3].
Да, действительно, довольно бесцеремонно: наградил великого Дживса всего двумя незапоминающимися репликами. Но уже в следующих рассказах этих лет – «Лодырь Рокки и его тетушка», «Командует парадом Дживс», «Спасем Фредди», «Дживс и незваный гость» – Дживс и Вустер обретают реальные очертания, выходят на первый план, оттесняя на второй остальных действующих лиц. Теперь и мы представляем их себе «в полной мере». Их внешность, стиль поведения, язык и, главное, отношения между собой. В этих ранних «дживсковско-вустерских» рассказах и запущена фабула, которая будет потом безотказно действовать на протяжении многих лет, в десятках романов, шоу и киносериалов.
На авансцене неизменно присутствуют находчивый, немногословный, осмотрительный («Я бы затруднился, сэр, вот так, сразу, вносить предложения»), никогда не вступающий в спор, лояльный дворецкий Дживс. Волосы – черные, походка – бесшумная (не ходит – плывет), в руках – поднос с зельем от похмелья собственного изготовления. На лице выражение, «которое с натяжкой можно принять за улыбку», вид «величественно-отрешенный» – особенно когда обижен.
И его хозяин: светский хлыщ, болтун, хвастун, лентяй, пьяница, «бесхребетное беспозвоночное», как называет племянника тетя Агата. Полный на словах воинственного задора, Берти Вустер чуть что теряет дар речи: «Меня точно волной окатило!» Нет, он не глуп, находчив, знает себе цену (довольно, прямо скажем, невысокую): «Я, конечно, может, и обормот». И испытывает глубокое уважение к «аналитическому уму» своего всезнающего дворецкого, во всём его слушается, хотя может и взбрыкнуть, и больше всего боится, что станет его рабом, чистосердечно признаётся: «Дживс ужасно меня подавляет». Привычные роли хозяина и слуги, таким образом, переворачиваются в этом юмористическом цикле с ног на голову.
Вустер невоздержан, чуть что – переходит на крик, в его сбивчивой речи – сплошные междометия, чертей он поминает через слово. Дживс, напротив, сдержан, он весь «усердие и внимание», изъясняться предпочитает на канцелярите – словно бы в укор Вустеру: «На основании вышеупомянутых отчетов, в качестве необходимого условия для получения денег вменяется в обязанность…» Такого, как Дживс, правильного, осмотрительного, такой, как Вустер, не может не раздражать. Дживс не переносит, когда джентльмены неряшливы, ленивы, болтливы, безвкусно одеваются, – но для хозяина, естественно, делает исключение; при этом незаметно, подчеркнуто вежливо берет на себя еще и воспитательную функцию. Подсказывает Вустеру, как себя вести, каковы должны быть его действия, что́ следует сказать, что́ и по какому случаю надеть: «Я бы настоятельно советовал сменить этот галстук». Человек начитанный, он рекомендует, что́ читать, а чаще – что не читать: «Вам не понравится Ницше, сэр». Его лицо при этом выражает «сдержанную благожелательность». О чем он думает, когда видит хозяина в розовом галстуке и зеленом пиджаке или же «в разобранном состоянии» после бурных возлияний накануне, остается только догадываться. Даже когда отношения с хозяином напрягаются до предела (чаще всего это бывает в самых первых рассказах, когда герои, так сказать, еще «не притерлись»), на лице Дживса по-прежнему запечатлены всегдашние лояльность и преданность: дворецкий как никто владеет чисто английским искусством держать себя в руках в любых обстоятельствах. Впрочем, если Вустер к его рекомендациям не прислушивается, Дживс может обидеться: будет дуться, отвечать односложно, сторониться хозяина.
