Сосновским переглянулись, и Муре вдруг сделалось мучительно стыдно за мужа.

– Что поделаешь, такое время, – продолжал Виктор как ни в чем не бывало, – классовый враг не дремлет, и нам тоже рано расслабляться. Мы должны верить советской власти, ведь это наша власть, и действует она в наших интересах.

– Я стараюсь, – хмуро заметил Воинов, – но когда арестовывают беспомощных стариков, то не очень получается.

Виктор пожал плечами и загасил окурок:

– Мурочка, ужин скоро?

– Через полчаса.

– Хорошо, я тогда еще поработаю.

Она кивнула. Виктор вышел, по дороге приобняв ее и шепнув на ухо «не вздумай болтать».

Мура принялась помешивать кашу, которая еще не закипела и не нуждалась в столь пристальной заботе.

– В погоне за классовым врагом мы столько перебьем народу, сколько этому врагу и не снилось в самых сладких снах, – вздохнул Сосновский.

– Василий Яковлевич, тише, – сказала Воинова, и Муре стало тоскливо оттого, что при ней не хотят говорить.

– Нет, в самом деле, – Сосновский не унимался, – враги врагами, но это постановление от первого декабря, это же ужас какой-то. Все равно что туберкулез лечить сифилисом.

Мура стала еще энергичнее помешивать свою кашу, которая совершенно в этом не нуждалась. Постановление «О порядке ведения дел о подготовке и совершении террористических актов», принятое в день убийства Кирова, тоже казалось ей странным, и объяснить его можно было только шоком от чудовищного преступления. Но время шло, первая скорбь проходила, а отменять нелепое в своей жестокости, годящееся только для сурового военного времени постановление никто не собирался.

– Правда, Василий Яковлевич, – сказал Воинов ласково, – в нынешнее время держать язык за зубами – это вопрос уже не гражданской трусости, а обычной человеческой порядочности. Прошу вас, не будем возмущаться, а лучше подумаем, как можно помочь Михаилу Венедиктовичу.

«Как ты ему теперь поможешь», – вздохнула про себя Мура. В ее кастрюле образовалась уже воронка, в которой желтые крупинки летели в веселом хороводе.

– Я завтра буду в обкоме, спрошу, – сказала она негромко, – ничего не обещаю, но спрошу. Обращу внимание товарищей, что Добужинский величина мирового значения.

– Мария Степановна, дорогая моя, – подскочил Сосновский, взял ее руки в свои, теплые, мягкие и пахнущие формалином.

«Теперь пшенка завоняет», – подумала Мура, но рук не отняла.

– Будьте осторожны, – сказала Воинова.

– Ничего не обещаю, – повторила Мура, – честно говоря, там сейчас все стоят на ушах из-за известного события, смерть Кирова все с ног на голову перевернула, но порой важные вопросы решаются быстрее и лучше именно в неразберихе.

– Мы на кафедре подтвердим, что он честный человек, подпишем любое ходатайство, – заверил Сосновский, – если бы только знать, куда адресоваться, чтобы прочли и приняли меры.

Мура кивнула:

– Я узнаю. Но сами понимаете, в моей власти только спросить…

– Конечно, конечно, Мария Степановна, – Воинов подошел к ней и внимательно взглянул прямо в глаза, – подобные вещи мы, хирурги, называем операциями отчаяния, ибо шанс на успех крайне мал. Вы, главное, себя берегите. Помните, что у вас маленькая дочь, и смотрите там по ситуации.

Мура сказала, что будет осторожна.

Костя не стал ужинать, побежал вместе с Сосновским к Бесенкову, надеясь, что при всех своих «приятных» качествах профессор сохранил почтение к учителям, прямо завещанное Гиппократом. Сначала решили, что Сосновский пойдет один, но быстро сообразили, что, насладившись унижением своего вечного врага Воинова, Бесенков станет добрее и сговорчивее и позвонит кому надо. Элеонора надеялась на это, но не слишком верила в успех.

Петр Константинович тоже целый день провел на улице с Полканом, поэтому так хотел спать, что сил на еду уже не осталось. Наскоро попил чаю с хлебом, наскоро умылся и уснул, кажется, еще в коридоре по пути из ванной.

Элеонора осталась наедине с полной сковородкой картошки с грибами. Костя обожает грибы, август и сентябрь Элеонора с Петром Константиновичем и Полканом каждый свободный день ездят в лес, собирают благородные боровики и подосиновики, презрительно обходят сыроежки, снисходят до волнушек и груздей. У них есть свои места, которые они никому не показывают, и, как настоящие грибники, они презирают дачников, вытаптывающих лес без всякого толка. Иногда к ним присоединяется Пелагея Никодимовна и находит грибов вдвое больше Элеоноры, а на обратном пути они до хрипоты спорят про опята и шампиньоны, а также о статусе польского гриба. Элеонора считает все это мусором, а Пелагея Никодимовна вполне съедобным продуктом. На вечер кухня превращается в грибную фабрику, они чистят грибы, нанизывают на нитки, как ожерелья, и сушат над плитой, которую долго и обстоятельно топит Костя, если дома, а если нет, то сама Пелагея Никодимовна, а Петр Константинович подносит дрова и внимает печной премудрости. Вечером же наскребают по сусекам всей квартирой, кто муки, кто дрожжей, кто маслица, Пелагея Никодимовна окидывает выстроившиеся перед ней продукты суровым взглядом полководца и печет пироги с грибами, каждый раз разные и всегда восхитительные. Павлова садится за общий стол, сухо сообщая вместо «приятного аппетита», что эти посиделки никак не отразятся на служебных отношениях, а после откусывает пирог, закатывает глаза от восторга и смеется, как самая обычная женщина.

Запас сухих и соленых грибов не так велик, но все же ощутимо помогает продержаться зиму, как и варенье из земляники, малины и черники. Сахара не хватает, приходится уваривать практически до состояния пастилы, и витамины, естественно, разрушаются, но все же это лучше, чем ничего. Да и летом свежих ягод Петр Константинович с Ниночкой успевают поесть. Спасибо покойной Елизавете Ксаверьевне, что приохотила Элеонору к лесным вылазкам.

Элеоноре нравилось в лесу, там она не только охотилась за дарами природы, но и думала самые сокровенные свои мысли, мечтала самые смелые мечты, иногда уносясь в такие дали, такие глубины фантазии, что самой становилось смешно. Представлялось ей, как они уедут на какую-нибудь дальнюю заимку, в занесенную снегом избушку, где будут единственными медиками в радиусе пятисот километров, Петр Константинович будет учиться у единственной на той же площади учительницы, а Полкан сделается лохматым цепным псом. До недавнего времени это были веселые фантазии, сюжет для детской книги, но теперь, как знать, возможно, самый реальный шанс выжить…

Элеонора переложила грибное жаркое в кастрюльку, ту убрала в кастрюльку побольше, ту – в авоську и вывесила всю эту кулинарную матрешку за окно.

Как бы ни любил Костя грибы, после ранения ему категорически нельзя тяжелую пищу на ночь. Когда вернется от Бесенкова, она сделает ему омлет из яичного порошка, а лучше пусть попьет чаю с белыми сухариками, которых у нее всегда запасено на такой случай. Завтра он