Поднявшись по широкой мощеной дороге, мы прошли под гигантского размера каменными ториями – символическими воротами. Оттуда открывался вид на пятиуровневую пагоду. Информация для туристов гласила, что пять уровней символизируют пять элементов мироздания: землю, воду, огонь, воздух и пустоту.

Во внутреннем дворе храма посетители толпились перед Священными конюшнями Тосёгу. Фасад украшали деревянные резные панели, и на одной из них виднелись изображения трех мудрых обезьян – одна закрывала себе глаза, вторая – уши, а третья – рот.

– Почему эти обезьяны пользуются такой славой? – поинтересовался я у Идзуми.

– Ну, с одной стороны, им уже четыреста лет. Нам не суждено узнать, что хотел сказать мастер этими фигурами, но сегодня послание, которое несут обезьяны, принято трактовать так: «Не видеть зла, не слышать зла и не говорить зла».

– Иными словами, мир таков, каким мы его воспринимаем.

– Да, и в этом святилище есть одно необычное место, которое, как правило, никто не замечает. Бабушка часто показывала мне его на открытках. Хочешь посмотреть?

Удалившись от туристов, самозабвенно фотографирующих мудрых обезьян, мы нашли одну балку, увенчанную скромным деревянным изваянием столь же древней эпохи. Оно изображало черно-белую кошку, мирно спящую под потолком[62].

– Очень красиво… – оценил я и, внезапно вспомнив последнее желание из списка, добавил: – Думаешь, это здесь, в Никко, можно дважды пересчитать призраков?

– Да, я наводила справки, – с гордостью заявила Идзуми. – Поэтому я тебя и искала, чтобы ты смог исполнить все поручения своей подруги.

– Только ради этого? – спросил я, обнимая ее за плечи и целуя в висок.

– Ну, среди всего прочего.

Сандзю хати (38)

三十八

– Эта затаившаяся кошка напоминает меня саму, – говорила Идзуми, пока мы спускались по дорожке вдоль реки.

– Потому что ты любишь поспать?

– Нет, потому что я тоже на долгое время затаилась, – ответила она неожиданно серьезным тоном. – В Наре ты спрашивал, что я делала эти восемь лет после школы…

– Да, но ты не обязана отвечать… Мне довольно и того, что мы сейчас вместе здесь, в городе солнечного света.

– Хочу, чтобы ты знал. На последнем курсе старшей школы я лезла из кожи вон, чтобы получить максимальный балл и поступить на экономический факультет в Кембридж. Точнее, это было желание моих родителей, а не мое, – пояснила Идзуми. – Я единственный ребенок, они верили, что я буду продолжать и расширять их бизнес. Смогу превратить наш чайный магазинчик в товарный знак с франшизой по всей Англии…

– И ты согласилась с их планами?

– Я очень люблю своих родителей. Они всю жизнь много трудились, и мне не хотелось обмануть их ожидания. – Это прозвучало так, будто Идзуми старается убедить в первую очередь саму себя. – Мне удалось получить проходной балл для допуска к вступительным экзаменам, но именно тут я слажала.

В глазах Идзуми стояли слезы, но она продолжала недрогнувшим голосом:

– Во время экзаменов у меня случился нервный срыв, и несколько месяцев я лечилась. Семье я сказала, что нуждаюсь в отдыхе, так что торчала дома, слушала какие-то онлайн-курсы… Постепенно, незаметно для себя, я начала отгораживаться от мира. Целыми днями сидела в своей комнате, выходить на улицу становилось все труднее.

Она остановилась под деревьями в роще на берегу реки и глубоко задышала. Я подошел сзади и обнял ее, не торопя продолжать рассказ.

Какое-то время мы молчали, наблюдая за медленным течением реки. Когда дыхание Идзуми выровнялось, она вновь заговорила:

– Потом я еще раз сорвалась, причем сильнее, чем прежде. Родители давали мне мелкие поручения, чтобы был повод выйти из дому. Они волновались за меня, – добавила она. – Однажды я стояла в очереди на кассу в супермаркете; помню, что очень громко звучала музыка и была толкучка, потому что магазин скоро должен был закрыться. Ноги у меня задрожали, наверное, нужно было уйти без покупок, но мне не хватило времени. В глазах потемнело, и я рухнула на пол, раскроив себе голову. Смотри, остался шрам, – промолвила Идзуми, поднося мою руку к отметине у себя на лбу.

– И после того случая ты совсем окопалась дома, – сочувственно подхватил я.

– Да, и притом винила в случившемся родителей; так что я даже из комнаты не выбиралась. Я стала настоящей хикикомори[63] в Лондоне. В течение нескольких лет я покидала комнату только для того, чтобы сходить в туалет и в душ, да и то старалась дождаться, чтобы родители легли спать. Знаю… – заявила она, словно я ее осуждал, – я угробила лучшие годы своей жизни.

Дорога теперь вела по почти пустынной местности, дома попадались лишь изредка; на долгом отрезке пути мы встретили лишь одного рыбака, который тащил в сетке несколько форелин.

– Самое важное – то, что ты все-таки смогла выбраться из своего заточения, – подбодрил я Идзуми. – Как тебе это удалось?

– Полгода назад моего отца положили в больницу – что-то серьезное с сердцем. Я испугалась, что он может умереть, не попрощавшись со мной, так что пересилила себя и вышла из дому, чтобы навестить его. Это было чудовищно сложно, но в больнице мне вдруг полегчало.

– В больнице в принципе не возбраняется плохо себя чувствовать: там куча врачей и медсестер, быстро окажут помощь, – пошутил я.

Идзуми невесело усмехнулась и продолжила:

– Думаю, меня спасло то, что пришлось ухаживать за человеком, который мучился от страха сильнее, чем я. Отца охватывал ужас при мысли о смерти, и я ходила в больницу каждый день, чтобы подбодрить его. Ну и маму отпускала домой отдохнуть. Я подбирала статьи из газет и журналов и читала ему вслух. И мы много говорили о его детстве. Считается, что перед смертью люди очень ярко вспоминают эту часть своей жизни.

– И что потом? – отважился спросить я.

– Он не умер. Его срок еще не пришел. Когда отца выписали, я подумала, что неплохо будет поработать где-нибудь подальше от дома, чтобы окончательно завершить тот этап и начать что-то другое. И у меня появилась мечта: вновь обрести Японию; так что я нашла вакансию в гостинице в Швейцарских Альпах. До сих пор страшно вспоминать, как я пережила тамошнюю зиму! А потом приехала сюда… – Идзуми понизила голос, словно нас могли подслушать, и сообщила: – Мы пришли. Теперь смотри в оба.

Сандзю кю (39)

三十九

Место, где мне предстояло выполнить последнюю миссию, располагалось между рекой Дайягава и ботаническим садом. Идзуми наклонилась над маленькими елками, явно предназначенными для последующей пересадки.

– Это школа для деревьев.

– В каком смысле?

– Ну, здесь саженцы учатся тому, что должно знать взрослое