Вооруженный перчатками Роман шагал по историческому центру и, дабы не впасть в искушение, отводил глаза от кафе, закусочных, пироговых, пекарен, гастропабов, трактиров, пивных и кофеен. Впрочем, вывеска алкостора все же заманила учителя, а ирландский виски «Джемесон» по акции словно прорвал плотину, возведенную рассудком.

Покидая алкогольный бутик с завернутой в пакет бутылкой, Роман просчитывал плюсы и минусы своего положения, как Робинзон Крузо, исполняя роль должника и кредитора в одном флаконе и примиряя добро со злом. Добро: он сдержит слово, данное Максиму Максимычу. Зло: до аванса полторы недели и шесть с половиной тысяч рублей в активе (шесть отложить на плату за квартиру и прочие непредвиденности). Добро: квартира и интернет оплачены по ноябрь включительно, а жилье и доступ в Сеть в краткосрочной перспективе важнее еды. Зло: доллар растет, продукты дорожают, праноедение – шарлатанство. Добро и зло одновременно: возобновляются тренировки по лечебному голоданию и стартует очередной этап по притиранию к обстоятельствам. Из соображений экономии Роман давно исключил из репертуара ромашковый отвар и пастилки шалфея. Настал момент пересмотреть суточные пайки хлеба и чая.

При мысленном подведении итогов прогулки обнаружилось, что самое глубокое впечатление произвел самовольный рисунок безымянного художника, нанесенный на стену одного из отреставрированных зданий. На оранжевом фоне изображались старинные настенные черные часы. Со стрелок свисали жуткие капли, а внизу часы растекались, как лед на солнце, отчего в образовавшуюся дыру из циферблата устремлялись в хаотичном порядке римские цифры. Круг разрывался, время необратимо ускользало.

Безальтернативные меры

К зиме Эткинд из 6 «А» окончательно отбился от рук.

Жалобы на него учителя писали пачками, обеспокоенные родители донимали Фирузу Галиакбаровну и директора, требуя выгнать хулигана из школы. Ашер беспрерывно болтал, не делал домашнюю и издевался над одноклассниками. Ради потехи он запихал коробку из-под сока и шоколадные обертки в портфель Хаирзянова и спустил в унитаз его пенал. Пущенный Эткиндом железный транспортир просвистел в считаных сантиметрах над курчавой головой Сафиуллиной, отказавшейся одолжить на урок учебник. Старого Габбаса Юнусовича, добродушного физрука, без проблем ладившего с шантрапой десятки лет, Ашер без стеснения отправил по известному адресу на три буквы за незачет по прыжкам в длину, чем оскорбил всеми уважаемого педагога до глубины души.

Уборщица, мывшая полы в кабинете у Романа, тоже была возмущена шестиклашкой.

– Выжимаю тряпку, а в эту минуту проходит мимо меня и плюет на пол, бесстыжий, – сказала она. – Я прикрикнула на него и добавила тихо: «Вот паразит». В сторону, почти про себя. А он услышал и говорит: «Вы не имеете права нас такими словами называть, мы еще дети».

Ирина Ивановна в беседе с молодым специалистом предположила следующее:

– Как хотите, но есть в этом что-то национальное. Чувство превосходства над остальными.

На следующий день, когда Роману надоело раз за разом одергивать неугомонного Ашера, учитель ударил кулаком по столу.

– Тебя не тошнит от самого себя? Тебя же все ненавидят. Как ты жить собираешься дальше, раз тебя все ненавидят?

Лицо Эткинда расплылось в наглой улыбке.

– Я хитрый, – сказал он. – Я же еврей.

Все шло к тому, что Ирина Ивановна в умозаключениях недалека от истины. Тем не менее Роман, проведший бок о бок с евреями годы в школе и в университете, не замечал за ними гнусных черт, сосредоточенных в Ашере. Получается, они мастерски скрывали чувство собственного превосходства?

Случай с физруком переполнил чашу директорского терпения, и Марат Тулпарович устроил после традиционного пятничного совещания суд на Эткиндом. Помимо директора и обвиняемого, присутствовали завуч по воспитательной части Элина Фаритовна, учителя-предметники и мама Ашера, дородная женщина, компенсирующая бесцветность облика броской помадой и тушью. Марат Тулпарович, взявший слово, предстал в новом амплуа едкого обличителя.

– Все мы здесь сегодня собрались, чтобы обсудить плохого мальчика, – с ледяным сарказмом начал директор. – Плохого мальчика Ашера, который считает, будто достоин особого внимания. Мама нашего почетного гостя по неясным причинам не научила его хорошим манерам. Мама не довела до ума, что нужно уважать учителей и других ребят. Теперь мы видим бесконечные жалобы на ее сына. – Директор потряс в воздухе пачкой докладных, которых накопилось изрядно.

Роман настолько привык, что Марат Тулпарович изъясняется сухим языком, на казенный лад, что чуть не прыснул.

Директор произнес сокрушительную уничижительную речь, вкрапляя в нее выразительные цитаты из докладных родителей и учителей. Адвокатский спич матери уступил директорскому по накалу и яркости. Мама оправдалась тем, что отец живет в Израиле, а она работает до глубокой ночи и не в состоянии контролировать сына в течение целого дня.

Затем выступили учителя. Роман обнаружил, что другие, как и он, тушуются неизвестно почему и не выдают всего, что накипело. То ли вид подростка, вжимавшегося в стул, то ли тяжелая доля матери-одиночки, то ли сама нарочитость обстановки – что-то определенно давило. Габбас Юнусович нетвердым голосом рассказал, как он обижен и как ему грустно теперь перешагивать порог спортзала и школы вообще. Фания Гиниятовна по математике и Вера Семеновна по географии сместили акцент на неуспеваемость, отделавшись общими фразами, как важно образование и почему нельзя запускать учебный процесс. Роман, к своему стыду, почти повторил за ними.

– Что вы скажете, Максим Максимович? – спросил директор.

– Много мы с ним возимся, – отозвался англичанин. – Слишком много. Мягкие мы. Из ребенка растет настоящий бандит, в то время как мы всерьез разглагольствуем о неусвоенных темах и тетрадях без обложек. У мальчика срывает крышу от собственной безнаказанности. Сегодня он унизил одноклассника и послал педагога. Что завтра? Готова ли его мать к тому, что сын станет преступником, который никого в грош не ставит? Включая ее саму. Или она думает, что все образуется и школа подкрутит гайки где надо?

– Спасибо, Максим Максимович, – вмешался директор.

Эткинд-старшая не отреагировала.

– Не образуется, милочка, – добавил англичанин. – Мальчика воспитывать необходимо. У Елисеевых восемь детей – все порядочные. У вас один и уже упырь полный.

– Довольно, Максим Максимыч, – сказал директор жестче.

– Я закончил.

По итогам было постановлено, что при рецидиве Эткинда ставят на учет в полицию и школьная администрация пишет заявление в органы опеки. Мать Ашера обещала следить за сыном и заняться поведением и оценками.

Направляясь в тот день домой, Роман столкнулся с Максимом Максимычем, нервно курящим во дворе школы.

– Поверь, Павлович, будь моя воля, застрелил бы упыря хоть сейчас, – сказал Максим Максимыч. – Рука бы не дрогнула. Навидался я таких. Как взрослеют, либо сбиваются в стаю, либо превращаются в аморальных типов. То есть при