его всюду. Постепенно у него укрепилась мысль о необходимости еще раз поговорить с Ракитиным, доказать ему, что с Алтуниным играть в демократию нельзя, что он может создать в депо такую обстановку, когда машинисты будут прицеплять лишь по два с половиной вагона к локомотиву.

Об этом Кирюхин думал и здесь, в пути, позабыв даже про свои отношения с братом. Вспомнил о них, когда увидел перед собой Андрея, высокого, костистого, с острыми сутуловатыми плечами. И хотя тот старался по праву старшего держать себя солидно, покровительственно, ничего из этого не получалось. При первых же объятиях чисто выбритое большое лицо его зарделось и по морщинкам потекли слезы. И еще Сергей Сергеевич заметил, что у брата при разговоре чуть приметно подергиваются губы.

От вокзала до дому шли пешком. Шли медленно, почти не говорили. Только рассматривали друг друга да смущенно улыбались.

— А ты помнишь, как мы брели когда-то в Ленинграде по Невскому? — спросил вдруг Андрей Сергеевич, слегка приподняв козырек фуражки.

Сергей Сергеевич тихонько покивал ему. Разве мог он забыть тот памятный день, когда брат сдал выпускной экзамен в железнодорожном институте, а он, Сергей, перешел на четвертый курс того же института. Оба они были тогда радостными, возбужденными. Зашли в какое-то кафе, подняли бокалы с шампанским за то, чтобы не забывать проспект и никогда не оставлять друг друга в беде.

Нет, Сергей Сергеевич не хотел вспоминать этого. Ему было очень тяжело и неприятно. Чтобы изменить разговор, он стал расспрашивать брата о городе, о семье…

Вышло так, что жену Андрей Сергеевич отправил в санаторий на Волгу. Поэтому гостя принимал и угощал сам.

— Уж как получится, не взыщи, — говорил он, выставляя на стол все, что было приготовлено женой: заливную рыбу, фаршированный перец и большой круглый пирог с мясом.

Выпили перцовки для веселья. Распахнули окна, чтобы по всей квартире гулял сквозняк. И все же беседа текла вяло. Касаться прошлого Сергей Сергеевич не хотел никак. Брат, видимо, чувствовал это и поэтому с рассказами о своих переживаниях не навязывался. Только после четвертой рюмки он, как бы между прочим, положил перед гостем газету с критической заметкой и спокойно сказал:

— Вот почитай, о твоем Егорлыкском пишут.

— Что значит о моем? — обиделся Сергей Сергеевич. — Сейчас оно твое. Ты и отвечай.

— Значит, обратно забирать не желаешь? А я думал ты за ним приехал.

Сергей Сергеевич не понимал брата: издевается человек или от перцовки заговариваться начал? Но тот продолжал с откровенной улыбкой:

— Знаю ведь, как ты хлопотал в министерстве. Хорош родственничек!

Сергей Сергеевич в замешательстве уронил рюмку, отодвинулся назад вместе со стулом, тяжело засопел.

— Да ты не расстраивайся, — успокоил его Андрей Сергеевич. — Коснись меня, я бы тоже не сидел сложа руки. Только зря ты наше отделение чернишь. Не в том дело, что мы за рекордный вес не боремся. Тяжеловесные поезда и мы водить умеем. Всю войну водили. Вот общей ритмичности добиться потруднее. И еще скажу я тебе: нельзя с новой техникой на коротких плечах крутиться. Удлинять пора. И тут прав ты сто раз, что свой участок обратно требуешь.

Он встал с места, вынул из книжного шкафа свернутый в трубку лист ватмана и развернул его перед братом.

— Пожалуйста, полюбуйся новым проектом. И участок твой любимый, как видишь, к тебе отходит.

— Вот это правильно, — оживился Сергей Сергеевич. — А то ишь, герои нашлись, что хотят, то и делают.

— Но ты подожди, не торопись, — остановил его Андрей Сергеевич и достал из шкафа другой лист ватмана. — Есть еще и такой план: объединить наши отделения в одно.

— Как это? — опять насторожился Сергей Сергеевич.

— Очень просто. Ликвидируется лишняя инстанция. Простор новая техника получает.

— А кого же кому подчинить хотят?

— Да вроде наше Широкино центром будет. Я тоже свои предложения по этому поводу представил.

— Ясно, — сказал Сергей Сергеевич, сердито блеснув глазами. — Губа у тебя не дура. Князьком хочешь стать. А куда же мне? Может, в приказчики к себе планируешь?

В это время за столом появился еще один человек. Это был тот самый щупленький горбоносый инженер, который приглашал Кирюхина когда-то в гости, обещая угостить плодами из собственного сада. И он действительно притащил целый чемодан яблок, свежих, крупных, с румяными бочками. Выкладывая на стол, спрашивал:

— Ну как, хороши?

Сергей Сергеевич ел энергично, с хрустом, так, что сок брызгал на руки. Было очень приятно утолить ими жажду после жгучей перцовки.

Увидав на столе газету с критической заметкой, инженер сказал, обращаясь к Сергею Сергеевичу:

— А это, собственно, из-за вас перепало нам. По соседству.

— Что значит из-за нас? — Сергей Сергеевич отложил надкусанное яблоко, помрачнел. Но инженер не смутился, продолжал объяснять:

— Вы же как работаете? То все узлы нам забьете, то поездов от вас не дождешься. Невозможно подладиться.

— Бросьте выдумывать! — махнул рукой Сергей Сергеевич. Но брат остановил его:

— Ты, Серега, не горячись. Он правильно тебе говорит. Нынче на одних тяжеловесах далеко не уедешь. Осваивать нужно новое.

Сергей Сергеевич сунул пальцы в бороду, насмешливо скривил губы.

— Ну и осваивай. У тебя старый талант на эти упражнения. А я ради экспериментов рисковать планом перевозок не буду.

— Ничего, будешь. Жизнь заставит.

Сергей Сергеевич промолчал, а про себя подумал: «Я подожду, когда ты освоишь это новое. А пока мне участок забрать нужно. Это поважнее».

* * *

От брата Кирюхин вернулся в понедельник утром. Настроение было неважное. А тут — новая неприятность. Ночью, на седьмом перегоне, перед станцией Маячная чуть было не произошло крушение из-за того, что оголовок цементной трубы под полотном разрушился и путь просел. Счастье, что машинист подходившего к месту аварии поезда оказался бдительным.

— А кто именно? — спросил Кирюхин у Галкина, который первым докладывал о происшествии.

— Сазонов Юрий.

— Молодец. Подготовьте благодарственный приказ. Немедленно.

Галкин согласно кивнул, но не ушел.

— Еще хочу сказать о Ракитиной.

— Чего, чего? — не понял его Кирюхин.

— О Ракитиной Римме Борисовне, — повторил Галкин. — Она хотела отстранить Сазонова от рейса за то, что он доказывал необоснованность увеличения веса поезда.

Кирюхин изменился в лице.

— Как то есть доказывал? Он кто, инспектор?

— Но Сазонов был прав, — сказал Галкин. — Он видел, что два локомотива идут резервом.

— А вы проверяли?

— Да, сам лично.

— И все равно… Кто командует движением, диспетчер или какой-то птенец без крыльев?

— Напрасно вы так говорите, — возразил Галкин. — Сазонов — лучший машинист. Он более двух лет работает без единого брака и по экономии топлива сейчас первое место держит.

— Интересно у вас получается, — скривил губы Кирюхин. —