То, что было частью цветущего пейзажа, окружавшего здания EDA, стало теперь выжженным квадратом засушливой пустоши. Тут ничего не росло. Деревья и трава превратились в сухие стебли. Наказанные же принялись уменьшаться в размерах, пока не стали приземистыми сгорбленными фигурами, темнокожими и волосатыми, с открытыми ссадинами на грязных руках и лицах. Покрасневшие глаза их наполнились слезами; они отчаянно переглядывались.

– Прокляты, – безнадежно проскрипел Брэйди. – Мы прокляты.

И действительно, они очевидно и однозначно потеряли спасение. Карликовые сгорбленные фигурки жалко копошились вокруг, несчастные и лишенные цели. Ночная тьма лежала на них, воздух был полон парящей пыли. По выжженной земле под их ногами проползла змея, а вскоре послышалось и первое клацанье клешней скорпиона…

– Мне жаль, – рассеянно произнес Хэмилтон, – но правда всегда выходит наружу.

Брэйди злобно взглянул на него снизу вверх. Покрасневшие глаза злобно светились на его заросшем шерстью лице, космы грязных волос свисали на уши и шею.

– Язычник, – пробормотал он и отвернулся.

– Добродетель есть сама себе награда, – напомнил ему Хэмилтон. – Пути Господа неисповедимы. Нет ничего успешнее успеха.

Вернувшись к своей машине, он уселся и вставил ключ в замок зажигания. Облака пыли опускались на ветровое стекло; он включил стартер. Однако ничего не происходило: мотор отказывался заводиться. Какое-то время он бесцельно тратил заряд аккумулятора, соображая, что же могло сломаться. Затем, к своему ужасу, заметил, как изменилась, выцвела обшивка кресел. Яркие и красочные ткани стали мутными, неясных цветов. К сожалению, машина попала в зону действия проклятия.

Хэмилтон открыл бардачок и извлек свой зачитанный справочник по ремонту машин. Но толстенькая брошюра больше не содержала схем конструкции автомобиля – вместо этого она стала сборником обычных повседневных молитв.

В этом мире молитва замещала знание механики. Развернув книгу перед собой, он включил первую скорость, нажал на газ и отпустил сцепление.

– Нет бога, кроме Единого Бога, – начал он, – и Второй Баб есть…

Мотор завелся, и машина с шумом двинулась вперед. Кряхтя, скрипя и стреляя, она выползла с парковки на улицу. Там, позади Хэмилтона, проклятые инженеры остались бродить по своему отравленному квадрату земли. Они уже начали спорить между собой относительно правильной тактики апелляции, цитируя даты и авторитетов. Они вернут себе свой статус, понял Хэмилтон. Они справятся.

Чтобы вернуться по шоссе в Белмонт, потребовались четыре разные повседневные молитвы. В одном месте, проезжая автосервис, он подумал было остановиться на ремонт. Но вывеска заставила его нажать на газ:

НИКОЛТОН И СЫНОВЬЯ

АВТОЛЕЧЕНИЕ

А под вывеской была небольшая витрина с духовной литературой, увенчанная слоганом: «Каждый день и с каждой молитвой моя машина все молодеет».

После пятой молитвы двигатель наконец заработал как положено. Да и обшивка кресел приобрела свой первоначальный блеск. К нему вернулась определенная уверенность – он сумел выбраться из довольно поганой ситуации. В каждом мире есть свои законы. Все, в общем, сводилось к тому, чтобы изучить их.

Сейчас вечер уже спустился повсюду. Машины мчались по Эль Камино, их огни слепили глаза. Сзади в темноте подмигивали огни Сан-Матео. Над головой зловещие тучи покрывали ночное небо. Максимально осторожно ведя машину, Хэмилтон перестроился из потоков пригородного траффика на выезд с магистрали.

Слева от него лежала территория «Калифорния Мэйнтенанс». Но ехать на ракетный завод смысла не было; его не ждали там даже в его родном мире, и один Бог знал, как дела обстояли тут. Интуиция подсказывала, что могло быть только хуже. Намного хуже. Человек типа полковника Эдвардса в этом мире мог натворить невообразимо много.

Справа же светился маленький знакомый оазис. Эх, сколько вечеров он провел, отдыхая в «Тихой гавани»… Находящийся прямо напротив ракетного завода бар был излюбленным местом, где сотрудники пили пиво жаркими летними днями.

Запарковав машину, Хэмилтон вышел из нее и отправился вниз по темному тротуару. Начало потихоньку накрапывать, когда он с облегчением подошел к привычно переливающейся неоном рекламе местного пива. «Golden Glow», «Золотистый отсвет».

Бар был полон народа и дружелюбного шума. Хэмилтон мгновение постоял в дверях, наслаждаясь присутствием обычного грешного люда. Ну хотя бы это не изменилось. Те же самые дальнобойщики в черных кожанках торчали над своим пивом в дальнем углу стойки бара. Та же самая голосистая молодая блондинка оседлала свой стул – неизбежная фея из бара, пьющая подкрашенную виски воду. Музыкальный автомат в ярких наклейках бешено орал из своего угла близ плиты. Пара лысеющих работяг в стороне ожесточенно сражалась в шаффл-борд.

Протискиваясь среди посетителей, Хэмилтон добрался до ряда табуретов. Прямо по центру, близ огромного зеркала, размахивая пивной кружкой и перекрикиваясь со случайными дружками, возвышалась знакомая фигура.

В усталом и измученном мозгу Хэмилтона расцвела извращенная радость.

– Я-то думал, ты помер, – сообщил он, хлопая Макфайфа по плечу. – Здорово, жалкий ублюдок!

Макфайф от неожиданности крутнулся на табурете, расплескивая пиво.

– Да будь я проклят. Привет, коммуняка! – На радостях он махнул бармену: – Налей моему приятелю пивка, черт бы драл!

Хэмилтон сказал озабоченно:

– Давай-ка чуть потише. Ты не слыхал, что ли?

– О чем еще?

– О том, что произошло. – Хэмилтон занял свободный табурет. – Ты разве не заметил? Не видишь никакой разницы между тем, что было, и тем, что стало?

– Заметил, – сказал Макфайф. Непохоже было, чтоб это его как-то волновало. Откинув полу своего пальто, он продемонстрировал Хэмилтону то, что носил на себе. С него свисали амулеты удачи – все до единого, какие только можно придумать, целый набор для каждой ситуации. – Я опережаю тебя на двадцать четыре часа, друг, – сказал он. – Не знаю, кто такой этот Баб и откуда они выкопали эту замшелую арабскую религию, но меня это вообще не беспокоит. – Поглаживая один из амулетов, золотой медальон с таинственными символами на нем, выгравированными в виде пересекающихся кругов, он добавил: – Без глупостей тут со мной, не то я вызову нашествие крыс, и они разорвут тебя в клочья.

Хэмилтону принесли пиво, и он с радостью взял стакан. Вокруг него сновали люди, звучал привычный шум, все занимались своими делами. На время примирившись с жизнью, он расслабился и позволил себе раствориться в общем балагане. Да, собственно, другого выбора и не оставалось.

– Кто этот твой друг? – потребовала ответа местная шлюшка с хищным выражением лица. Она ухитрилась пробраться через толпу к Макфайфу и теперь висела на его плече. – Он миленький.

– Отвали, – посоветовал ей Макфайф благодушно. – А то я тебя в червяка превращу.

– Умник, – хмыкнула девушка. Она приподняла юбку и указала на некий небольшой предмет, засунутый за подвязку. – Попытайся одолеть вот это, – сказала она Макфайфу.

Макфайф