«взаимодействие с предметами физического мира расходует слишком много сил», а чтобы подурачиться, значит, можно их и не беречь?

«Я готов потратить столько сил, сколько нужно, лишь бы ты перестала обманывать себя».

– Обманывать себя? В чем? – я усмехнулась и опустила книгу на место. – Не говори ерунды.

Только я собралась взять купальник и пойти переодеться, как глухой стук раздался в третий раз. Я испытывающе посмотрела в глаза Каандора, которые будто светились изнутри теплым оттенком золота. Впрочем, я прекрасно знала, что и в этот раз проиграю силе его взгляда. У меня никогда не получалось смотреть на него подолгу. Несмотря на окрепшую между нами связь, слияние до сих пор давалось мне с трудом: голова довольно скоро начинала кружиться, если контакт продолжался слишком долго.

«Ты прекрасно знаешь в чем».

– Нет, не знаю. Просвети меня, – с издевкой добавила я. Мне не нравилось это признавать, но Каандор прекрасно знал обо всех мыслях в моей голове. Даже о тех, в которых я боялась признаться себе вслух.

«Он нравится тебе», – Каандор кивнул на книгу, которая оказалась раскрыта посередине.

– И он – вампир, который живет вечно и не ищет в восемнадцать лет ничего серьезного.

«Ой ли? – задумчиво протянул Каандор, словно пытаясь меня заинтриговать. – Готов поспорить, ты передумаешь, как прочитаешь».

– Не собираюсь я ничего читать, – я подобрала книгу, и Каандор резко обрушил сверху свою длинную когтистую лапу, что сильно испугало меня. На секунду я зажмурилась и разжала пальцы, поздно осознав, что Каандор именно этого и добивался. Лапа духа легко прошла руку насквозь, оставляя за собой ощущение легкого холодка, как бывало всякий раз, когда Каандор присутствовал в нашем мире в бесплотной форме. Насколько я знала из объяснений темного попутчика, целиком придать своему телу вес он не смел, сохраняя нетронутым и без того хрупкое равновесие мира. Однако это благое побуждение от мелких пакостей с его стороны не уберегало.

На этот раз книга стукнулась корешком об пол и раскрылась посередине. К своему ужасу, я поняла, что передо мной вовсе не печатный шрифт. Страницы были исписаны от руки знакомым витиеватым почерком. Почерком Стаса.

– Это… что… – начала я и осеклась, поняв, что нет другого объяснения. Единственный вариант ответа идеально подходил под намеки духа, и все же слова застыли у меня в горле.

«Да-да. Дневник твоего дражайшего. Со всеми мыслями. – Каандор шагнул ближе ко мне. – Со всеми тайнами».

– Кто вообще ведет рукописный дневник в двадцать первом веке? – Я присела на корточки, бегло пробегая глазами по строкам на первом листе:

Привет, идиотский дневник, который под строгим надзором меня заставила вести мать, чтобы через пару сотен лет я сказал ей за это спасибо.

От прочитанного горло неприятно засаднило: я осознала, что Стас уже никогда не сможет поблагодарить Ольгу, даже если сильно захочет. Жизнь вечной оборвалась, оставив после себя горький привкус печали и страха: ошибка, совершенная в прошлом местными ведьмами, никому из вампиров не оставила шанса прочувствовать, каково это – быть обычным. Никто из них не мог освободиться от жажды крови, что требовала платы за их пребывание на земле – чужую жизнь. Иллюзии разбились о неудачную попытку доктора Смирнова освободить жену от злого рока.

Я отвела взгляд от текста, боясь погрузиться в чтение, и захлопнула дневник. Раз Каандор настойчиво продолжал паясничать, я не придумала ничего лучше, как задвинуть книгу под комод – уж оттуда ему точно не удастся ее сбросить. Заметив, что я делаю, он угрожающе зарычал.

– Бесит, не так ли? Мне тоже было неприятно. Считай, теперь мы квиты.

«Ты не можешь так оставить чужой дневник», – рыча, сказал Каандор вне себя от злости.

– Еще как могу.

Я подошла к шкафу, сгребла с полки купальник и широким шагом направилась в ванную, чтобы переодеться, прекрасно зная, что это единственное место, куда темный попутчик за мной не последует.

– Я не просила Стаса ничего мне доказывать. Он мне ничего не должен, как и я ему.

«И все же он передал тебе самое сокровенное из того, что у него есть, – свои мысли».

– Если Стас хочет мне что-то конкретное сказать, то пусть подойдет и сделает это лично, вслух, а не прикрывается записями.

Когда я собиралась переступить порог и дать Каандору тем самым понять, что не намерена больше говорить о Стасе, дух следующим вопросом заставил меня в ужасе замереть в дверях: «Так ему и передать?»

Я медленно развернулась и принялась с подозрением всматриваться в морду Каандора, надеясь, что это просто очередная шутка духа.

– Ты с ним разговариваешь?

Каандор сложил руки на груди, расправил плечи и вскинул подбородок, говоря всей своей позой: «Даже если так, что ты мне за это сделаешь?»

– Да или нет? – я сохраняла твердость.

– И да, и нет, – ответил он уклончиво. – Станислав видеть меня не может, если ты помнишь. Он обделен ведьмачьими талантами.

Я с пониманием кивнула и почувствовала внутри небольшое облегчение.

– Значит, вы общаетесь через Макса.

«Именно так».

– Как так получается, что мне приходится держаться подальше от всей семьи Смирновых, в то время как мой дух с удовольствием с ними сближается? Двойные стандарты какие-то, Каандор.

Дух пожал плечами, и на секунду мне показалось, что на губах у него заиграла едкая ухмылка.

«Вампир вампиру рознь. У меня было достаточно времени, чтобы понаблюдать за каждым из них, сделать выводы. Некоторым вполне удалось меня удивить, и, раз нас объединяют общие цели, я счел полезным иногда вести беседы с Максимом. Обмениваться информацией, так сказать. Ты еще недостаточно окрепла, чтобы обеспечить себя должной защитой. О самоконтроле и говорить нечего. Конкретно эти вампиры – полезный инструмент на пути твоего восхождения».

Он подошел ко мне почти вплотную, и, если бы форма Каандора была физической, я бы наверняка смогла почувствовать его дыхание. Но он оставался всего лишь эфемерным проводником. Иллюзией, которую почти никто не способен увидеть.

«Волк должен охотиться в стае. И к нашему общему сожалению, твой отец, еще будучи неосторожным юнцом, отказался от судьбы вожака во имя любви. Ксертоньские волки слабы, разрозненны и не способны защитить местность, как должно. А ты, – Каандор указал на меня длинным когтем, – слишком долго пребывала в неведении о магическом мире, чтобы восстанавливать разрушенное другими. Это не твоя ноша. Дитя не должно отвечать за грехи своего отца. Я слишком давно живу, чтобы это усвоить».

– Не вижу логики – при чем тут твоя тяга к Смирновым? Почему это ты с ними можешь сокращать дистанцию, а я – нет? – горький привкус несправедливости