Русско-японскую войну, но она носит траур с тех самых пор.

— Здравствуй, Лёня, — приветливо, но сдержанно, улыбнулась ему женщина и протянула руку для поцелуя.

Курчевский вежливо поцеловал её руку и удостоился кивка.

— Мы уже собирались начать, но ты успел вовремя, — произнесла Мария Константиновна.

В обеденном зале уже присутствовали Марфа Бочкарёва, Пахом Семёнов, а также двое неизвестных Леониду мужчин. Он доброжелательно кивнул знакомым, а также вежливо приветствовал неизвестных.

— Это капитан Александр Антонович Швоб, — представила Мария Константиновна пожилого мужчину в деловом костюме. — Он прибыл из Парагвая, от небезызвестного вам Петра Аркадьевича.

— Рад знакомству, — пожал ему руку Курчевский.

— Взаимно, — улыбнулся капитан Швоб. — Я уже давно ищу с вами встречи, господин Курчевский…

— Правда? — нахмурился Леонид. — И зачем же?

— Господин Столыпин хотел бы обсудить с вами несколько интересных возможностей… — начал столыпинский посланник.

— Я вас понял, — перебил его Леонид. — Поговорим об этом позже.

— Хорошо, — кивнул Александр Антонович.

Прислуга начала заносить блюда и алкоголь, теперь уже абсолютно легальный. Никогда ещё американское общество не воспринимало ничего от правительства с таким же облегчением, с каким оно восприняло отмену «Сухого закона». А Леониду было больно — огромная статья нелегальных доходов испарилась в один миг…

— Когда я смотрю на тебя, Лёня, мне, почему-то, вспоминается один юноша, которого я когда-то приютила и пригрела на груди… — заговорила Мария Константиновна.

— Да? — улыбнулся Курчевский.

— Аркадий Немиров, — процедила Бострем. — Я подобрала его на улице, дала возможность отучиться в военном училище и как он отплатил мне? Уговорил уехать на чужбину, прозябать в этом холодном междуречье…

Леонид мог бы пожелать каждому, чтобы ему пришлось вот так «прозябать в этом холодном междуречье». Бострем владеет неплохими процентами в компаниях Бочкарёвой, Семёнова и Курчевского, а также не забывает покупать акции новых компаний, поэтому её состояние приближается к семидесяти миллионам долларов США. То, как она сейчас живёт — это голубая мечта абсолютного большинства жителей планеты Земля. Она ничего не делает лично, но её состояние растёт из года в год, даже несмотря на непомерные траты на свой «двор» и «фаворитов».

— Ни письма, ни весточки… — посетовала расстроенная Мария Константиновна.

— Мне жаль, — произнёс Леонид.

— Но не будем о грустном, — сказала хозяйка этих роскошных апартаментов. — Капитан Швоб приехал не просто так.

— Да, я приехал, чтобы обсудить некоторые возможности, которые возникли в Парагвае, — кивнул посланник Столыпина. — И я хотел бы обсудить их со всеми вами.

Он многозначительно посмотрел на последнего неизвестного, одетого в мундир с отличительными знаками лейб-гвардии Семёновского полка.

— Геннадий, оставь нас ненадолго, — попросила Мария Константиновна.

Вероятно, это был очередной «фаворит». Доподлинно известно, что никаких интимных связей «фавор» не предполагает, ведь Бострем свято блюдёт верность своему покойному мужу, но зато даёт некоторые материальные преференции — на «фаворитах» Мария Константиновна не экономит…

Она прекрасно знает, что её уже прозвали русской императрицей Гарлема, поэтому старается выставлять своё «императорское поведение» напоказ, чтобы подтвердить подобную репутацию.

Бывший лейб-гвардеец с готовностью покинул обеденный зал. Понимает, что сейчас будут обсуждаться слишком серьёзные для такого несерьёзного человека вещи.

— Господин Столыпин хочет донести до вас, уважаемые дамы и господа, что скоро в Парагвае произойдут очень значимые изменения, которые скажутся не только на самом Парагвае, но и, возможно, на всём эмигрантском сообществе, — сообщил капитан Швоб.

— Переворот? — спросила Мария Константиновна.

Судя по изменившемуся лицу Швоба, который потратил слишком много времени, чтобы вернуть ему нейтральное выражение, она задала очень правильный вопрос.

— Возможно, — произнёс посланник и, тем самым, подтвердил её догадку.

— И чем это нам всем грозит? — с усмешкой поинтересовалась Марфа Кирилловна Бочкарёва.

Леонид, старавшийся внимательно наблюдать за выражениями лиц всех присутствующих, уже отметил для себя, что она напряглась, когда Бострем заговорила о Немирове.

Он прекрасно знал, что Марфа и Пахом — это не люди Центра. У них были или до сих пор есть какие-то общие дела, но эти двое сами по себе, живут, наслаждаются жизнью в роскоши, делают бизнес и в ус не дуют.

Политических предпочтений у этих двоих, в отличие от Бострем, нет — это деловые люди, которое просто хотят тишины для своих денег. По внешнему виду не скажешь, что они бывшие крестьяне, но их аполитичность и простые желания выдают в них бывших крестьян с головой. Этого никак не вытравить.

В свете того, что Бострем бежала из России по совету Немирова, Бочкарёва и Семёнов тоже могли бежать с его подачи — во всяком случае, сделали это они сильно заранее…

— Никаких угроз для вас в этом нет, — не понял или не пожелал понять сарказма капитан. — Напротив, господин Столыпин предлагает полную свободу для инвестиций — Парагвай является очень интересным регионом, в котором очень удобно делать бизнес…

Это значит, что Столыпину страшно оставаться наедине с окружающими странами. Его власть, скорее всего, не признают, поэтому возможна гражданская война, а затем и война с соседями. А чтобы вести войну нужны деньги.

— Он выставляет Парагвай на продажу? — поинтересовался Пахом.

— Нет, — покачал головой капитан Швоб. — Он предлагает вам возможность инвестировать в Парагвай, предлагает очень низкие налоги, а также полное содействие со стороны правительства.

— Сомнительно… — произнёс Леонид.

У него уже есть опыт захвата стран и выгоды от подобных предприятий возможны только при одном условии — гарантированная стабильность. Парагвай после переворота — это что угодно, кроме стабильности. И это плохо для бизнеса.

Марфа и Пахом понимали это не хуже, чем Леонид, поэтому на их лицах был виден неприкрытый скепсис.

— Это же русские люди! — вмешалась в разговор Мария Константиновна. — Неужели вы не готовы поддержать русское дело⁈

— Не убедили, — произнёс Пахом. — Где было русское дело, когда я батрачил на помещика? А где оно было, когда я гиб в потогонке, в Астрахани?

Его слова сильно не понравились Бострем, но она о Пахоме и его биографии всё давно и прекрасно знала, поэтому лишь недовольно поморщилась, сдержавшись от каких-либо реплик. Он вхож в её дом не за происхождение, а за своё безумное состояние — она кормится отчасти и с его компаний.

— Мы — бизнесмены, — более нейтрально выразила свою позицию Марфа. — Как мы можем