В глазах его застыло удивление и боль. Через мгновение он затих.

Все произошло так быстро, что хунхузы даже не успели среагировать. Но когда они увидели своего европейского «командира» мертвым, раздался яростный рев, и они бросились на нас.

Мы были в меньшинстве, но лучше вооружены и организованы. Софрон и Левицкий начали стрелять. Тит орудовал дубиной, Сафар молниеносно работал ножом. Очир не отставая работал тесаком, как мясник на бойне, да и немногие оставшиеся с нами монголы тоже яростно отбивались. Я же, вырвав из ослабевших пальцев поляка револьвер, открыл огонь, стараясь, чтобы ни одна пуля не ушла даром. Возможно, это и решило дело. Хунхузы, потеряв нескольких человек и лишившись предводителя, не выдержали нашего напора и обратились в бегство, побросав оружие и раненых. Мы не стали их преследовать.

Когда все стихло, я подошел к телу Тарановского.

«Вот и конец тебе вместе со всей твоей шляхетской честью», — с холодной злостью подумал я, тщательно обыскивая его карманы. Улов был невелик — несколько монет, нож и — самое главное — его документы.

Паспорт, похоже, был выдан в Англии. Я передал его Левицкому и он нам перевел:

— Владислав Антонович Тарановский, дворянин из Кракова, Австрийская империя.

«Хорошая вещь, — усмехнулся я про себя. — Очень может пригодиться».

Затем мой взгляд упал на револьвер, сыгравший в нашем спасении столь важную роль. Длинный, тяжелый шестизарядный кольт с какой-то гравировкой на барабане. Ценный трофей!

— Что это за штуковина? — спросил подошедший Софрон.

— Револьвер системы «Кольт», — ответил я. — Новенький совсем, только глянь!

Увы, дальнейшее изучение оружия вскрыло одну неприятную вещь: это ранняя модель. Разрядив барабан, надо было затем по одному снаряжать его каморы, как у обычного дульнозарядного ружья, а затем вставлять в них брандтрубки! Впрочем, в седельных сумках коня Тарановского я обнаружил пятьдесят брандтрубок, с две дюжины готовых пуль россыпью и небольшую пулелейку к его стволу.

Мы похоронили Тарановского тут же, у дороги. Собрали трофейное оружие хунхузов, раненых бандитов оставили на волю судьбы, и наш караван двинулся дальше. Что ж, мы отбились, победили, разжились трофеями. Особенно радовал меня паспорт поляка: какой-никакой, а документ. Ну а пока — путь в Россию продолжался…

Глава 10

Глава 10

Пыль монгольских дорог еще скрипела на зубах. Мы двигались на север, к Кяхте, и каждый пройденный перегон приближал нас к границе, за которой лежала Россия.

Стычка с Тарановским и его хунхузами, столь благополучно разрешившаяся, оставила, однако, горький привкус. Несколько наших наемных погонщиков-монголов были ранены. Но главное — мы опять «наследили», и слухи о дерзких «урусах», не брезгующих ничем и не признающих никакой власти, могли опередить нас.

— Вот что, братцы, — начал я, когда мы вечером собрались у костра и тени от пламени плясали на наших обветренных лицах. — Товар товаром, а как мы через кордон пойдем? Спросят, кто такие, откуда, куда. Бумаги потребуют. А у нас что?

Софрон, всегда прямой и немногословный, хмыкнул:

— Да уж, и чего делать-то?..

И тут я достал из-за пазухи трофей — паспорт Тарановского, дворянина из Кракова, подданного Австрийской империи.

Я уже не раз перечитывал его при свете костра. Фотографии в таких документах еще не было, только довольно общее словесное описание.

— Вот, — сказал я, протягивая бумагу Левицкому. — Есть у нас возможность. Рискованная, но…

Левицкий взял паспорт, внимательно изучил каллиграфически выведенные строки.

— Использовать его документы? Серж, ты понимаешь, что это… опасно! Да и позорно, как ни посмотри!

— А что нам терять-то, ваше благородие? — вмешался Захар. — У нас и так дорога одна — либо пан, либо пропал. Если есть хоть малейшая надежда границу спокойно перейти, а не по кустам прятаться, так надо за нее цепляться!

Началось обсуждение. Кто сможет сыграть роль австрийского дворянина?

Левицкий, несмотря на очевидные плюсы: происхождение, манеры, знание французского, — отвел свою кандидатуру.

— Господа, — сказал он, и в голосе его звучала неприкрытая горечь, — я ценю ваше доверие, но боюсь, я не гожусь для этой роли. Одно дело — разделять с вами тяготы пути, другое — хладнокровно лгать под пристальным взглядом. Я… я не уверен, что смогу не выдать себя за другого. Нервы ни к черту стали. Да и акцент… Тарановский был поляком из австрийских владений, его русский сильно отличался от моего.

Все понимающе замолчали. Владимир Александрович был человеком чести, и такая роль ему откровенно противна, а значит, что он не сможет отыграть ее.

— Тогда кто? — Софрон обвел всех взглядом. — Я на дворянина не тяну, Захар тоже. Тит с Сафаром тем более. Изя? — Он усмехнулся. — Ну, разве что на очень хитрого австрийского купца, но никак не на дворянина Тарановского.

Изя картинно всплеснул руками:

— Ой, я вас умоляю! Из меня такой же австрийский дворянин, как из нашего верблюда — балерина Императорских театров! Мое дело — считать деньги, а не разыгрывать водевиль. Да на меня посмотрят только — ой-вэй, сразу поймут!

Взгляды все чаще стали обращаться ко мне. Я молчал, обдумывая ситуацию. Опыт вживания в роль у меня имелся — встреча с Рукавишниковым не давала в этом усомниться. Я, в отличие от всех остальных, мог быть решительным, мог лгать, глядя в глаза, импровизировать и хоть как-то походил на образованного человека. Французским я владел сносно, спасибо Легиону — для базового общения с европейцем, если таковой встретится, или для того, чтобы пустить пыль в глаза русскому чиновнику, этого могло хватить. Сложнее с внешностью — какой из меня австрийский шляхтич? Но, с другой стороны, типаж у меня славянский, а паспорт не содержал портрета, лишь общее описание, под которое при должной сноровке и одежде можно было постараться подойти.

— Похоже, выбор небогат, — наконец произнес я, тяжело вздохнув. — Если господин корнет не может, а больше некому… выходит, придется мне примерить шкуру этого пана!

— Ты, Курила? — Захар удивленно поднял бровь. — Рисковый ты человек! Но, пожалуй, из всех нас ты один сможешь эту карту разыграть. Да и норов у тебя такой… подходящий.

— И наглости хватит, — не без уважения добавил Софрон. — Главное, чтобы не прокололся на какой-нибудь мелочи. Язык там, обхождение, манеры…

— Серж, судя по всему, получил хорошее образование, но очень уж однобокое, — неожиданно сказал Левицкий. — Если уж он берет на себя такой