Они вышли из столовой, оставив родителей наедине. Всю дорогу до чёрного хода Дилан помалкивал и только мял в кулаке сигаретную пачку. На улице он сразу отвернулся от резкого ветра и прикурил, закрывая огонёк ладонью. Морган стоял рядом, прислонившись к дверному косяку, ёжился от холода и смотрел на замёрзший сад. Яблони, бессильно клонящиеся к беседке, были точь-в-точь как в затерянном сквере с безликим. С одной лишь разницей – их освещала цепочка мелких молочно-белых ламп, растянутых между четырьмя столбами. И только в глубине беседки, за резной дверцей, мрак оставался густым и липким, как гудрон.

– Я собираюсь уехать из Фореста.

Это прозвучало как гром среди ясного неба. В первую секунду Морган растерялся настолько, что даже физически потерял равновесие и вцепился негнущимися пальцами в дверной косяк.

– Ты имеешь в виду именно то, о чём я подумал?

– Не знаю, – зло усмехнулся Дилан. – Я же не читаю твои мысли… Просто больше здесь не могу. Куда бы я ни шёл, что бы ни делал, чего бы ни добивался – везде торчит его хвост. Отца, в смысле. Или не торчит, а мерещится, но разницы никакой. Все думают, что я добился своей должности только за счёт семьи.

– А разве не так? – сухо спросил Морган. В висках что-то горячо пульсировало – не кровь, нет. Слишком едкое и жгучее для крови.

– Может, меня и повышают быстрее, чем следовало бы. Но, чёрт возьми, оперирую я сам, и я лучший хирург в этом городе! – Дилан тщательно растёр недокуренную сигарету и щелчком пальцев запустил её в нетронутый снег в саду. – Я же не глухой и слышу, что обо мне говорят. И знаю, что будут говорить всегда… В общем, на конференции я познакомился с одним человеком. Он обещал мне место в крупной клинике близ Уитшира.

– Это даже не соседнее графство.

– Чем дальше, тем лучше. – Дилан запрокинул голову и потёрся макушкой о стену. И без того слишком небрежно стянутые в хвост волосы превратились в растрёпанный веник. – Я туда, конечно, не рядовым хирургом иду, но и не шефом. Никто не будет мне заглядывать в рот, как здесь.

– И плевать в спину, когда ты отворачиваешься.

Морган хотел понять и посочувствовать, но ощущал только иррациональную обиду: его бросают здесь. Его. Бросают. Здесь.

И всю семью тоже.

– Как будто про тебя не говорят чего-то подобного. – Дилан зажмурился и с силой потёр веки. Лицо его сейчас казалось алебастровой маской – несмотря на мороз, на скулах не было и тени румянца.

– Не говорят, – одними губами улыбнулся Морган. – Я же безотказный ангелочек Майер, самый правильный парень во всём Форесте. Я делаю чёртову кучу неблагодарной работы, а должность у меня слишком маленькая, чтобы завидовать.

– Иди ты… – Дилан покосился на него и неловко притянул к себе одной рукой за плечо. – Тоже мне, ангелочек… Матери не рассказывай только, ладно? Я сам.

– Когда?

– Хотел сегодня, – тихо признался Дилан. – Но не смог. Мама такая счастливая, потому что я зашёл. И отец… ну, на удивление нормальный.

У Моргана вырвался смешок.

– Я тоже заметил. Слушай, а кто-нибудь ещё в курсе?

– Гвен, – еле слышно откликнулся он. – Сэм меня поколотит, если узнает. А Гвен помогла с документами. Ну и с арендой там, в Уитшире.

– Я тебя тоже поколочу.

– Не сердись, мелочь, – хмыкнул Дилан и взъерошил ему волосы. – И пойдём в дом. Ты уже как ледышка.

Остаток ужина прошёл идиллически. Этель долго уговаривала Дилана остаться на ночь, но он был непреклонен. Морган проводил его до калитки, очень аккуратно выставил сигнализацию и вернулся сразу к себе в комнату, не заглядывая в столовую к родителям. В спальне он плотно задёрнул шторы, полностью разделся, влез под одеяло и свернулся клубком, насколько гибкость позволяла, и так проспал до тех пор, пока не затрезвонил будильник.

Во сне была сплошная, жуткая чернота, и в ней кто-то тонул: то рыжий и бесконечно усталый Дилан, то бесформенный, оплывший отец, то сам Морган – надтреснутая фарфоровая кукла с дырами вместо глаз.

Глава V

– Морган, задержись. Поможешь мне отнести дипломат в машину.

Компактный отцовский дипломат вместе со всеми документами и припрятанной флягой можжевелового ликёра весил килограмма три, и, разумеется, дело было не в нём.

– Как скажешь, пап.

Этель сделала вид, что ничего не слышит. С памятного визита Дилана прошло уже два дня, и, хотя прямо ничего сказано не было, она явно что-то подозревала. Не отъезд, наверное, а какую-нибудь обычную-и-безумную выходку, как тогда с Самантой, которая однажды притащила домой побитого жизнью детектива, на десять с лишним лет старше её, и заявила, что через неделю они женятся, а затем улетают на Гавайи – наслаждаться медовым месяцем. Этель тогда выдержала жестокую трёхдневную войну с Годфри, отстаивая право дочери самой решать свою судьбу, и сейчас явно готовилась к чему-то подобному.

«Ей ведь тоже не понравится решение Дилана, – подумал вдруг Морган. – Но она точно так же будет за него драться».

В груди заворочалось что-то тёмное, шипастое. Оно не хотело отпускать брата и нашёптывало, что если бы Морган захотел… если бы только захотел…

Он потряс головой и вышел из столовой вслед за отцом.

Тот поджидал в прихожей, у кадки с фикусом.

– Нужно подъехать к одиннадцати в бар на улице Макмёрфи. Он называется «Гнездо кукушки». Там человек передаст тебе небольшой пакет. Всё уже оплачено, надо только доставить это к нам домой.

– Нет проблем, – пожал плечами Морган. Дурацкая ревность к брату временно отступила перед ощущением контролируемой опасности – как на американских горках. Этакая терапевтическая щекотка для нервов. – Надеюсь, там никаких наркотиков или отрубленных человеческих пальцев.

– Разумеется, нет, – сухо ответил отец. – Всего лишь несколько документов. Нужный человек будет в красной бандане и в свитере с Микки Маусом.

Морган чуть со смеху не покатился.

– Вкус у него что надо. А чего сам не заберёшь, кстати?

– Мэр не может ходить по барам, а у нас дома такому субъекту делать нечего. – В переводе с языка политиков на человечий это значило: «Нельзя, чтобы нас видели вместе». – Будь хорошим мальчиком, Морган. И не задерживайся потом, сразу возвращайся.

– Зависит от того, какие там будут коктейли, – фыркнул Морган и выбежал на улицу, на ходу застёгивая куртку. Липкие хлопья снега оседали на волосах, но почти не таяли; температура застряла немного ниже нуля, и это был самый тёплый день с начала декабря.

После работы он тянул время,