пять, — кивнул я, — в любом случае нужно идти через собаку. И не думаю, что она этому обрадуется.

— И как же нам быть? — спросила Маша.

— Придётся её убить! — сказал я.

— Мне жалко, — искренне сказала Маша, и было понятно, что она, в самом деле, не хочет причинять собаке вред.

— А меня было не жалко? — спросил я, имея в виду ситуацию на крыше, когда она выламывала мне суставы.

— Жалко, — вдруг прямо посмотрев мне в глаза, сказала Маша, — именно поэтому ты стоишь сейчас здесь, целый и невредимый.

— Большое тебе человеческое спасибо за это! — улыбнулся я ей, — и если мы определились с направлением, то пора двигать. Потому что наши пушистые друзья уже наступают нам на пятки, — кивнул я в сторону показавшихся в коридоре за нашей спиной пауков.

Маша негромко вскрикнула, больше от неожиданности, потому что не думала, что пауки доберутся сюда так быстро, и решительно направилась к псине.

Когда она приблизилась, пёс припал на передние лапы и угрожающе зарычал. Маша в нерешительности остановилась, но потом всё же сделала ещё шаг к собаке. Та зарычала громче и ещё более угрожающе. Маша сделала ещё шаг, и собака прыгнула на неё, но цепь ей не дала этого сделать, и псина повисла на ней, упираясь в пол задними лапами, а передними пытаясь достать до Маши. При этом зашлась в хриплом лае, который сдавливающий горло ошейник делал ещё более жутким.

Маша качнулась назад, но, увидев, что ей ничего не угрожает и собака достать её не может, осталась на месте, выжидая, когда зверь немного успокоится.

Выплеснув порцию агрессии, пёс, действительно, немного остыл, и, отступив назад, встал на четыре лапы и продолжил грозно порыкивать, не спуская с Маши глаз.

Я поднял глаза и осмотрел верхнюю часть этого зала. Ни окон, ни дверей, ни балконов, ни вентиляционных шахт, ни каких-нибудь технологических отверстий. Ничего! Только один вход и два выхода.

Причём во второй выход мы могли уйти сразу и беспрепятственно, но оставаться совершенно без магии не хотелось.

Пауки уже преодолели половину расстояния от входа до нас. Нужно было что-то решать. Эх, знать бы ещё, ядовитые они или нет… но ведь проверять на себе мы это не будем, верно? Хотя… можно проверить на собаке! Если получится.

— Маша, надо валить собаку, — сказал я.

— Нет! — повернулась она ко мне, сверкнув глазами, — он же ни в чём не виноват! У него просто работа такая!

— Тогда идём в минусовой коридор? — с сомнением спросил я, — мы же не хотели лишаться остатков магии.

— Но не ценой чужой жизни! — сказала Маша.

— Ладно, как скажешь! — я взял её за руку, — минус так минус, но ждать больше нечего!

И я увлёк её в сторону рамки, которая с большой вероятностью должна была бы нас обнулить.

Перед самой рамкой я зажёг светоч, чтобы наглядно увидеть, что произойдёт с магией при прохождении через «минус». Произошло ожидаемое, светоч погас. Мы полностью обнулились. Даже искру из пальцев не могли высечь!

Когда мы оказались в коридоре и осознали происходящее, я печально вздохнул. До последнего где-то в глубине души сидела надежда, что, может быть, всё будет не так и хоть какая-то магия у нас останется. Но силы ушли полностью.

— Зато собачка жива! — сказала Маша.

— Собачка! — усмехнулся я, — эта собачка чуть ли не с тебя ростом! Она бы могла нас обоих сожрать и не подавилась бы.

— Ты преувеличиваешь! — сказала Маша.

— Преувеличиваю, — не стал спорить я, — и милосердие это очень хорошо. Только вот, вспоминая Воланда, здесь стоит вечная проблема выбора. Чья жизнь важнее, этой псины, или ребёнка, которого я должен спасти? А ведь, не пройдя там, мы могли себя лишить шансов на выживание.

— Мы этого наверняка не знаем, — сказала Маша, — может, да, а может, и нет!

— Это тоже верно, — сказал я, — я говорю о том, что не стоит подстраивать свои решения под любое живое существо. А если говорить о пауках, например? Тебе их было бы так же жалко, как собаку?

— Их нет! — сразу сказала Маша.

— А почему? Они же тоже живые! — сказал я.

— Они ничего не понимают, а собака понимает, — сказала Маша.

— Это только твоё субъективное мнение, — возразил я, — возможно, в нашей иерархии пауки понимают меньше, чем я, ты или собака. Но они понимают больше, чем растение. Или плесень на стенах. Какая степень осознанности нужна, чтобы ты начала сострадать живому существу?

— Чего ты пристал, — нервно отмахнулась от меня Маша, — пойдём уже!

— Погоди, не так быстро, — сказал я, — не факт, что твои действия спасли собаку.

— Почему это? — удивилась Маша.

— Мне вот интересно, как пройдёт её встреча с пауками, — сказал я.

— А-а-а! — Маша прикрыла рот ладошкой.

— Но ты даже не думай, спасать её мы, если что, не полезем! — отрезал я.

Но Маша и не собиралась лезть в драку с пауками из-за собаки.

— В общем, — задумчиво сказал я, — если пауки с собакой не найдут общий язык, то есть у меня одна идейка!

15. Чем дальше, тем страньше

— Мне она заранее не нравится! — сказала Маша, тут же сообразив, к чему я клоню.

— Не спеши отказываться! — сказал я и подмигнул ей, стараясь немного зарядить оптимизмом, которого сам не чувствовал. Идея и в самом деле была стрёмной.

Я выглянул за рамку, чтобы узнать, что происходит между пауками и собакой. Оказалось, что они никакие не друзья. Псу было страшно, но он хорохорился, и, припав к земле, рычал, ожидая приближающуюся волну пауков. А те, почуяв живое существо, начали двигаться целенаправленно в его сторону, прекратив равномерно расползаться по сторонам.

Судя по размеру и длине конечностей, эти твари могли бы двигаться очень быстро, по крайней мере, их сородичи обычно обладают высокой скоростью. Но эти наступали медленно, зато неотвратимо. Скорее всего, для создания напряжения и неожиданных поворотов сюжета. Неинтересно, если они сразу нападут на свою жертву и… кстати, и что? Что они могут сделать с большим млекопитающим? Это было даже интересно.

Собака