достал документы, быстро показал их комбату, после чего продолжил:

– И в распоряжении у меня ОСНАЗ, снайперы. Можем помочь подавить огневые точки. Только изобразите атаку, пока бронепоезд на простор не вышел и всех нас здесь не раздолбал.

– Разведку боем, что ли, предлагаешь, капитан?!

Майор аж поменялся в лице. «Разведка боем» только звучит браво, а на самом деле роты и батальоны, что во время Отечественной получали задачу ее провести, автоматически превращались в подразделения смертников, чьи жизни расходовались на то, чтобы выявить вражеские огневые точки…

Я терпеливо пояснил:

– Встать. Пробежать десяток метров от силы. Залечь. После пусть ваши пулеметчики хорошенько прижмут японские расчеты, а мои снайперы заткнут японских. У меня бойцы с флотскими «светками», скорострельность высокая…

Майор, немного подумав, протянул мне руку.

– Василий Головко.

Я крепко ее сжал, поняв, что это и есть ответ:

– Вот и встретились мы с тобой, тезка! Вы только дайте мне пяток минут рассредоточить снайперские пары и патронов автоматных подкиньте.

– Добро…

Ровно пять минут спустя над путями раздался зычный крик комбата:

– Батальо-о-он! За мной!

– Урааа! – дружно прогремело над станцией.

Бойцы действительно совершили короткий, десятиметровый рывок – увы, не без потерь. Но прежде всего активизировались снайперы, и тотчас включились бойцы Володи; часто защелкали их самозарядки, уверенно выбивая врагов каждой пулей… Одновременно началась дуэль пулеметчиков. Поначалу японцам удалось подавить пару наших расчетов (все же самураи облюбовали надежные, хорошо укрытые позиции), но как только на них перенесли огонь наши снайперские пары, вражеский огонь заметно ослаб.

Майор воспользовался моментом и тотчас поднял батальон уже в настоящую атаку. Упали несколько бойцов, но большинство стрелков сумели перемахнуть сразу несколько путей подряд, сближаясь с противником… Рванули в атаку и мои бойцы, стреляя по вспышкам, а метров за тридцать пять до японцев мы залегли за бровкой земляного полотна, словно за бруствером, принявшись тренированно метать в самураев эргэшки.

Сжав усики и свободно вытащив предохранительную чеку за кольцо, я отпустил спусковую скобу, быстро проговорив про себя «двадцать два, двадцать два», после чего метнул гранату к японцам. Время замедления РГ-42 от трех до четырех секунд, а бросил я ее с секундной задержкой… Так что рванула она, едва коснувшись земли.

– А-а-а-а!!! – кто-то закричал от боли, получив свою долю осколков.

С задержкой метают гранаты и прочие бойцы моей группы. Эргэшки взрываются каскадом, едва ли не полноценной канонадой, доставая самураев за их укрытиями…

После такой артподготовки я был уверен, что уцелевшие японцы покатятся назад, но нет, враг оказался достаточно стоек, чтобы ринуться в самоубийственную атаку, пытаясь, скорее, сохранить лицо, свою «честь», густо замаранную военными преступлениями.

– Банза-а-ай!

– Ура-а-а!!!!!

На нашем участке японцы просто не успели до нас добежать – самураев смел автоматический огонь на кинжальной дистанции. Да и опытные, умелые в рукопашной бойцы батальона не заметили щуплых япошек в короткой штыковой…

– Ну спасибо, тезка! Крепко выручили!

Я кивнул поблагодарившему меня майору, уводя своих людей в сторону товарных составов. Но стоило нам пробежать всего сотню-другую метров, как мы увидели бронепоезд, медленно двигавшийся к выходным стрелкам, и тянущийся вслед за ним груженый состав…

А еще «тридцатьчетверку», перегородившую японцам путь и открывшую огонь по бронепоезду.

Вот только последний отвечает сразу из четырех орудий…

Заметили мы и второй танк, вырвавшийся вперед, но теперь медленно откатывающийся назад, хаотично поливая все пространство перед собой густыми очередями спаренного ДТ. «Коробочка» не могла войти на станцию без десанта, но пехотное сопровождение или уничтожено, или отстало… На что я очень надеюсь. А вот сам танк теперь преследуют сразу несколько сухопутных камикадзе, довольно грамотно прячась за откосом путей и сближаясь с «тридцатьчетверкой» с флангов…

– Володя, помогите танкистам!

Старший снайперов согласно кивнул, залегая у путей; его примеру последовали прочие стрелки с оптикой. Вновь застучали хлесткие выстрелы СВТ, быстро охладив пыл раздухарившихся было камикадзе, а на путях показался еще один танк.

Это все хорошо, вот только бронепоезд, как видно, пробивает дорогу составу именно с химическим оружием. Наверняка с ним! И ведь ничем уже не остановишь, добежать не успеем…

– Пулеметчики, бейте трассирующими и бронебойно-зажигательными по локомотиву уходящего состава! Глядишь, зацепим бригаду!

Сам я поспешно зарядил ракетницу красной сигнальной ракетой и выстрелил в сторону локомотива уходящего поезда, потом еще раз. Открыли огонь оба ручных пулемета, пытаясь достать бригаду на слишком большой для себя дистанции – более восьмисот метров…

Но танкисты меня поняли. Разбившая один броневагон и уже «разутая» ответным огнем «тридцатьчетверка» вдруг развернула башню и точно всадила бронебойную болванку в ничем не защищенный паровоз грузового поезда.

– Вперед, братцы, вперед!!!

Мы со всех ног рванули к быстро теряющему скорость составу через пути, уже не обращая внимания на свистящие вокруг пули и грохот взрывов впереди. По бронепоезду заговорили еще два танка, быстро перемалывая ход боя в свою пользу. Кажется, японским пулеметчикам (если они вообще есть) уже не до нас.

Густой пар из разбитого болванкой котла ненадолго закрыл нас от вражеских глаз… Я первым подбежал к дверям ближнего товарного вагона, за мной подоспел один из морпехов.

– Сбивай! – крикнул я матросу.

Тяжелый приклад ППШ со второго удара сбил навесной замок. Рывок – и двери вагона разъехались в разные стороны, открыв моему взору ящики с уже знакомыми японскими иероглифами.

– То, что мы ищем! – подтвердил запыхавшийся Чан.

– Дима, Паша – тормозные башмаки, срочно под вагоны! – скомандовал я. – Нельзя дать составу укатиться в любую из сторон! Не дай бог, сдетонируют химзаряды!

Оба офицера согласно кивнули, принявшись организовывать своих бойцов, а я поспешил вперед с уже ноющим, предчувствующим беду сердцем…

Нет, чуда не случилось. Разбитый бронепоезд замер с горящим, сошедшим с рельсов локомотивом, три его артиллерийских вагона уничтожены, а экипаж добивает пара «тридцатьчетверок».

Первым вступивший в безнадежную схватку и так крепко выручивший нас танк горит. Горит с задраенными люками. Героический экипаж спас многих наших ребят, даже не зная, за что жертвует жизнями в обездвиженной, а значит, обреченной «коробочке»…

Сквозь какофонию выстрелов и взрывов на станции я вдруг отчетливо услышал пение соловья, вроде как отпевшего еще по весне… Быть может, мне только показалось, что я его услышал? Но в тот же миг я почувствовал, что по правой щеке бежит одинокая, непослушная слеза.

Покойтесь с миром, братья. Царствие небесное вы точно заслужили…

Ведь «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя».

Глава 17

И вновь дороги, пыль и зной… Впрочем, зной мне нравится больше: зной – это, прежде всего, лето, а не бесконечная осенне-весенняя слякоть или зимние сугробы по колено!

Впрочем, не мне говорить про зной… Вон бойцы Забайкальского фронта запросто перемахнули пустыню Гоби и вышли к Большому Хингану до того, как удобные оборонительные позиции заняли японцы. Каково? Самураи считали, что никто не рискнет двигаться под палящим солнцем пустыни. И уж тем более не могли поверить, что хребет Большой Хинган могут пройти танки. Танки! Саперы, как я слышал, сконструировали такую систему блоков, тросов и рычагов, что наши «коробочки» сами затаскивали себя на высоту, – увы, подробностей и деталей я не знаю. Как не знаю и о том, пошли ли через Хинган новенькие Т-34-85 с усиленной до 9 сантиметров башенной броней и возросшей на 6 тонн массой – всего 32 тонны стали, не считая экипажа, боезапаса и топлива. Возможно, что через хребет двинули сильно устаревшие, но все еще используемые на Дальнем Востоке «бэтэшки»… Но и БТ-5 или БТ-7, как ни крути, являются танками, и вполне хорошими танками на фоне японских машин! И когда они появились в глубоком тылу Квантунской армии, деморализованные гарнизоны самураев начали сдаваться с минимальным сопротивлением…

То ли дело гарнизон Муданьцзяна! По слухам, японским смертникам удалось поджечь довольно много наших «тридцатьчетверок». А яростно сопротивляющиеся самураи не только отбили первую попытку бойцов 26-го стрелкового корпуса овладеть городом, но и вовсе отбросили его на десяток километров…

Жарко там было. Очень жарко. И труднопроходимая местность, и сильные укрепления, и фанатично