Прошедшую ночь капитан провёл без сна, обдумывая столь неожиданную встречу, и, сам того не заметив, ухватился за этих четверых подростков, как за тоненькую нить, ведущую к смыслу жизни в оставшееся ему время.

– Анна, подойди, – Мартин подозвал девушку и увидел лёгкий испуг в её глазах. – Не бойся. Я тебе кое-что принёс.

Старик поднял с земли прямоугольную коробку со складными ножками и протянул Анне.

– Это мольберт моей дочери. Вообще, она называла его этюдник, но для меня странно звучит. После вашего ухода я зашёл в её комнату. Давно этого не делал. Там до сих пор всё пропитано ею. Не знаю, слышала она меня или нет, но я рассказал ей обо всех вас. И отдельно рассказал о тебе, Анна. О том, что ты любишь рисовать и видишь мир так же, как видела его она. Хотите – верьте, хотите – нет, но после этого мольберт, стоявший в углу, упал, и я понял: это знак. Я хочу, чтобы ты взяла его и вернула к жизни. Такие вещи не должны умирать в забытьи, ведь они могут принести так много радости другим.

– Но… Я не могу, это ведь вашей дочери.

– Поверь, она была бы счастлива. Возьми его, если не ради меня, то ради неё. Я вам так и не сказал, как её звали? – капитан хлопнул себя по лбу. – Пустая моя голова. Её звали Елена, и она была самой лучшей дочерью на свете так же, как и каждый из вас лучший ребёнок для своих родителей. Если они не всегда умеют это показывать, то простите их. Мы все глупцы, а задним умом каждый хорош.

– Спасибо, – Анна взяла мольберт из рук Мартина.

– Ты знаешь, как с ним обращаться?

– В общих чертах. Мне бабушка о таких рассказывала.

– Тогда я покажу. И если будешь не против, то можешь начать рисовать прямо сейчас.

– У меня с собой нет ничего, кроме блокнота и карандаша, – призналась девушка.

Уверенными движениями капитан в два счёта разложил мольберт и открыл его. Внутри лежали листы бумаги и множество цветных карандашей.

– Хотел взять краски, но за столько лет они пришли в негодность.

Анна не могла поверить своим глазам – перед ней находилось настоящее сокровище, подобных которому наверняка не было больше нигде в городе. Она аккуратно провела кончиками пальцев по карандашам, чтобы просто почувствовать их, убедиться, что они настоящие.

– Они твои. Подари им новую жизнь, – капитан отошёл в сторону, чтобы не давить на девушку.

– У нас столько вопросов, вы и представить себе не можете, – если в Марке капитан видел энергию, то в невысоком Викторе – силу, способную проламывать стены, но и этот юноша ещё этого не понимал.

– Буду рад ответить на все, которые мне по силам.

– Вы не возражаете, если я буду записывать? – тут к разговору подключился и Артур.

– Нет, не возражаю, – рассмеялся капитан.

Пожалуй, именно Артур был самой большой загадкой для Мартина Кретчета. Дело не в том, что он не мог понять, в чём состоит сильная сторона юноши, а как раз в том, что он прекрасно её понимал. Мартин никогда не относил себя к умным людям. К добрым, возможно. К смелым, определённо, но гением он никогда не был, а вот в Артуре как раз и был тот загадочный ум, что вечно и неустанно ищет ответы. Только, как капитан понял, юноша направил свои силы совсем не в то русло, куда следовало бы.

– Расскажите о себе. Вы ведь были капитаном «Марии Нуволы». Каково это? – спросил Марк.

– На этот вопрос нет короткого ответа.

– Мы не спешим, – тут же заметил Виктор. – Да ведь?

– Да, – хором ответили Марк и Артур.

– Что? – голова Анны показалась из-за мольберта.

– Мы ведь не спешим?

– Нет, не спешим, – сказала девушка, не глядя на друга, потому что в этот момент прикрепляла чистый лист к планшету.

– Что ж, – морщась от боли в спине, капитан сел на один из бетонных блоков, некогда бывших частью маяка, – тогда располагайтесь. Возможно, я сразу отвечу не на один ваш вопрос. Знаете, где прошло моё детство? Прямо здесь. Я имею в виду не Фалько, а маяк. Раньше к нему был пристроен деревянный дом, в котором жила семья Кретчетов. Питер Кретчет был смотрителем маяка, а его жена Клара – достаточно известным юристом. Не таким, как сейчас. Раньше эта профессия действительно имела вес, а не сводилась к перекладыванию однотипных бумаг. Хотя… и смотритель маяка тоже прежде был важен. Сколько же всего мы потеряли. Простите, отвлёкся. Каждый из них нашёл дело своей жизни и целиком отдавался ему. Они видели в этом смысл, и это самое главное. Но ещё Кретчетам хотелось, чтобы у них появился ребёнок. На это потребовалось немало времени, но теперь вот он я собственной персоной – Мартин Кретчет.

С самого детства мне не сиделось на месте, и я вечно попадал в какие-то передряги. То подерусь с соседскими мальчишками, то расшибу лоб, упав с дерева, то убегаю от своры собак. Вижу немые вопросы у вас в глазах. Что такое?

– Дерево? Здесь были деревья? – Виктор не мог поверить своим ушам.

– Собаки? – пожалуй, для Артура они стали большим сюрпризом.

– Да, здесь всё было. Вы и представить себе не можете, каким Фалько был прежде. Сады, парки, домашние животные и яркие цвета. Вам же об этом, полагаю, остались только короткие заметки в учебниках?

– Совсем немного, – подтвердил Артур, – но я нигде не видел ни слова о том, чтобы нечто подобное было в нашем городе.

– Потому что всем наплевать, – в голосе капитана можно было отчётливо различить злость, – на своё прошлое, настоящее и будущее, но я счастлив, что в моём детстве всё это было. Я вдохнул жизнь полной грудью и не собираюсь забывать ни секунды.

Отец всегда верил, что в будущем мне уготовано занять его место. Пару раз он даже говорил о том, что хочет, чтобы должность смотрителя маяка передавалась из поколения в поколение, но в этом плане я не оправдал его надежд – мой взгляд всегда был устремлён в бескрайние морские просторы. Я видел, как отплывают корабли, и представлял себя стоящим на палубе. Моё сердце принадлежало только океану.

Когда я поделился мечтами с родителями, то они явно были не в восторге, но и не думали о том, чтобы вставлять палки в колёса, а наоборот, решили мне всячески помочь. У отца были знакомые капитаны, у мамы среди клиентов нашлись преподаватели из разных институтов, и вот спустя несколько лет я поступил в Морское училище. Если