отбиться от Вана Сяомэя, но понятия не имел, как именно. На его лбу, высоком, удлиненном выбритой передней частью головы, прямо таки горела бегущая строка «Сколько заплатил?». Спросить меня так и не решился. Это к лучшему, потому что ответить правду я не мог, а если бы соврал, купец догадался бы. В этом плане он очень чуткий человек.

Днем пригребли гонконгские танка и забрали остатки запрещенного товара. Они тоже знали о визите китайских вояк. У Бо, в отличие от Маня Фа, китайскими комплексами не страдал. Мы пили чай в его сампане в то время, когда шли грузовые работы. Старик преподнес мне уже традиционную розовую жемчужину и спросил, за сколько мне удалось решить проблему, чтобы знать, сколько предлагать, если и их прихватят.

— Хочешь верь, хочешь нет, не заплатил ему ни одного юань-бао (серебряной «лодочки»). Я оказал услугу одному чиновнику очень высокого ранга, и он, как у нас говорят, взял меня под свое крыло, — честно признался я.

— В это мире связи решают всё, — покивав головой, изрек У Бо вечную истину.

К вечеру мы перешли на рейд Макао, где экипаж получил расчет за рейс и самовыгрузку — приличнейшие для этих мест деньги. Я наведался к жене, снял накопившуюся моральную усталость. Она наверняка догадывается, что у меня есть женщина в Калькутте, но в ее обществе принято делить мужчину с другими, поэтому намекнула, что хочет еще одного ребенка. Женщины почему-то уверены, что, чем больше детей, тем надежнее привяжут мужчину. Многие представители сильного пола даже не догадываются о такой привязке.

Утром я наведался в канцелярию Чарльза Эллиота, передал ему кожаную сумку с корреспонденцией. Ничего интересного там не было, если не считать сплетню о моем романе с Эмили Кушинг. Когда я был молодым, то считал себя самым умным и был уверен, что никто ни о чем не догадывается, а потом стал еще умнее.

После сиесты, воспользовавшись приливом, мы перешли к острову Вампоа под погрузку. Несмотря на то, что уже начало смеркаться, на «Мацзу» прибыл представитель Джон-компани, «малярийник» Джонатан Липман. Узнав, что я продал весь привезенный опиум по семь долларов за фунт, очень удивился.

— Китайцы перекрыли почти все каналы сбыта. Мы продаем по пять с половиной, иногда по шесть долларов за фунт и небольшими партиями, — рассказал он.

Значит, Бао Пын почти не врал, заявляя, что покупает по пять. Видимо, хакка и остались тем, наверное, одним из немногих, если не единственным, каналом сбыта, благодаря сотрудничеству контрабандиста, как переводчика, с властями.

Мы с ним встретимся на следующее утро на крыльце резиденции циньчай дачэня. Вечером на «Мацзу» прибудет улыбчивый суетливый китаец и передаст мне подарок от друга из Хоугуаня — бронзовую чашу эпохи Мин с барельефом в виде дракона, летящего через заросли кривых деревьев. Я поблагодарю и скажу, что мог бы завтра навестить дарителя. Если ему удобно, пусть пришлет за мной маленькую джонку. Она придет рано утром, и доставит меня к воротам города. На этот раз зеваки глазели на меня молча. Может быть, потому, что шел без охраны.

— Какая неожиданная и приятная встреча! — произнес я, чтобы вывести Бао Пына из состояния шока, в который он впал, увидев меня в том месте, куда даже большей части китайцев запрещен вход. — Я слышал, что тебя приглашают сюда в роли переводчика.

На самом деле я уверен, что он здесь в роли стукача, а переводчик — это прикрытие. Осталось выяснить, знает ли об этом глава клана Бао Ки. Судя по испугу в глазах его внука, если дед и проинформирован, то не полностью.

— Да, меня попросили объяснить кое-что, — торопливо согласился Бао Пын, после чего сам атаковал: — А ты здесь с какой целью?

— Мы с многоуважаемым Линем Цзэсюем беседуем о красоте китайской поэзии эпохи Тан, — улыбаясь как можно искреннее, ответил я.

Сомневаюсь, что контрабандист знает не только об эпохе Тан, но и о существовании поэзии, что не помешало ему произнести тоном задроченного школяра:

— Циньчай дачэнь Линь Цзэсюй — один из самых образованных людей нашей великой страны. Беседы с ним — это и обучение, и удовольствие!

Хозяин дома выглядел неважно. Такое впечатление, что не спал всю ночь. Он сразу предложил мне занять место за чайным столиком. Если в Японии чай — это церемония, то в Китае — это еще и вид приятного времяпровождения, и сближение семьи, и знак уважения и даже извинения.

— Специально для тебя приготовил белый чай, — сказал Линь Цзэсюй, когда юный помощник наполнил наши чашки, простенькие, керамические без орнамента. — Пробовал такой?

Белый чай делают из особых ранних сортов, стволы и первые почки которых покрыты белым ворсом для защиты от заморозков. Срывают такие почки и один-два верхних листочка ранним солнечным утром, не употребляя перед этим всё, что имеет сильный запах. Сушат, чередую по наработанной технологии, то на солнце, то в тени, не скручивая и не перемалывая. Чай должен отлежаться не меньше месяца, но долго хранить нельзя, потому что быстро теряет свои уникальные свойства. Мы с моей китайской подругой пару раз ходили в Шанхае в специальную чайную, где заваривали и подавали клиентам только два высших сорта из горной провинции Фуцзянь: «Байхао иньчжень (Белые серебряные иглы)» и «Баймудань (Белый пион)».

— Приходилось, — признался я, но не стал уточнять, где и когда.

Пока пили довольно таки приятный напиток, очень светлый, болтали ни о чем, только после завершения процесса взаимоуважения перешли к делу.

— Как я понял, у тебя важная информация для меня, — сказал циньчай дачэнь.

— Важная и неприятная. Британцы решили начать войну с вами. Обычно они официально оповещают об этом, но с вашей страной у них нет дипломатических отношений. В конце лета сюда придут четыре небольших военных корабля, а в следующем пожалуют очень большие. Если любой из первых запросто одновременно справится с двумя вашими военными джонками, то каждый большой — со всем вашим флотом, — выложил я.

— Неужели они настолько сильнее нас⁈ — не поверил он.

— Вы даже не представляете, насколько, — продолжил я огорчать. — Вы лет двести спали, убаюканные собственным величием, а они постоянно воевали с равными противниками. Сейчас у них самый сильный военно-морской флот на всей нашей планете.

— Твои слова горьки, как кудин (травяной чай из листьев падуба, из которых делают и матэ), но так же, как он, должны помочь нам выздороветь, — сделал вывод Линь Цзэсюй. — Одно утешает, что у них, как ты говорил, слишком малочисленная сухопутная армия.

— Да, победить они вас сумеют, навяжут