— Плотника сюда! — крикнул я служанке. — Того, который из Угарита приехал!

Начнем с обычного колеса, а потом опытным путем сообразим, как работает ножной привод. Там же просто все до безумия, я обязательно вспомню. Я же видел эту проклятую прялку множество раз!

* * *

Мой первый импровизированный класс, в котором учится писец Филон и трое его сыновей, уставился на меня взглядами, достойными мыши из-под веника. Я даже фыркнул от смеха не сдержавшись. Колобок и три колобка поменьше. Двадцати, восемнадцати и четырнадцати лет. Впрочем, я наговариваю. Младший Филонид еще не был копией своего отца, он лишь подавал надежды. После тщательного обдумывания ситуации я мудрствовать не стал. Взял за основу привычный русский алфавит и выбросил из него несколько букв. Греки двадцатью четырьмя буквами обходились, и ничего. Тут примерно столько же выходит, да еще и буква Й в придачу. Она в местное наречие легла просто изумительно. С остальным было посложнее. Оттенки произношения точно есть, и немалые. Есть звонкие, носовые и межзубные звуки, которых нет в русском. Возможно, для них придется отдельные буквы разработать. Посмотрим. То, чем сейчас мой писец и его дети пользуются, и вовсе сущий кошмар. Р и Л на письме не отличить, а слоговые знаки используют как бог на душу положит, отчего порой приходится только догадываться о смысле текста. В слове могло оказаться несколько лишних гласных, а некоторые согласные не попадали туда вовсе. Кто-то в незапамятные времена взял минойскую азбуку и приспособил ее для микенского диалекта. Получилось отвратительно, даже моя задумка куда успешней. Ей, по крайней мере, можно записать слова примерно так, как они звучат.

Вощеные таблички и стилосы в руках, а в глазах — обреченная покорность судьбе. Так выглядит первый призыв грамотеев, которым предстоит перевернуть этот мир. Впрочем, младшему сыну даже интересно, да и средний не проявляет тяги к суициду. Из них выйдет толк. Слышится стук в дверь.

— Кулли? — удивился я, когда обтянутый кожей череп показался в дверном проеме. — Тебе чего?

— Простите, царственный, — смиренно опустил глаза вавилонский купец. — Юноша Корос, присутствующий здесь, показал мне неведомые цифры и способ их сложения и вычитания. Я вас уверяю, господин, не все ученые жрецы в Вавилоне так сумеют. А уж чтобы научиться за столь короткий срок… Немыслимо! Позвольте и мне приобщиться к этой мудрости!

— Садись! — махнул я рукой. — Цифры — это следующий урок. Сейчас мы изучаем грамоту. Этим людям скоро самим придется учить купцов. Класс! Записываем за мной! На нас напали…

— Напали… — послушно бубнило филоново семейство, из которого я рассчитываю сделать учителей.

— К востоку от острова Китира… — продолжил я.

— Китира… — Корос, младший сын писца, даже язык высунул от усердия, а его отец утирал пот, струившийся со лба.

— Извините, господин, — обратился ко мне Кулли, сгорающий от любопытства. — А зачем купцов учить такому?

— Голубь! — пояснил я. — Пока их будут догонять пираты, купец выпустит голубя с запиской на кусочке кожи, которую привяжет к лапке. Попробуй-ка изобразить такое клинописью.

— И что потом? — Кулли сверлил меня непонимающим взглядом.

— А потом я посылаю туда корабли и воинов, — пояснил я ему. — Мы множим на ноль тамошнего басилея, освобождаем купцов и возвращаем их товар.

— Простите, господин! — поднял руку Корос, младший из сыновей. — Но, если умножить на ноль, получится ноль! Вы сами так говорили.

— Молодец, Корос, — похвалил его я. — Это именно то, что останется после мелкого царька, который тронет купца, платящего мне налоги.

— Но ведь ноль — это ничто! Пустота! — непонимающе посмотрел на меня Филон. — Вы превратите их в пустоту, господин? Вы хотите карать за разбой на море? Но ведь это старинное и уважаемое ремесло. Целые княжества живут именно им.

— Это ремесло мешает нашей торговле, — пожал я плечами. — Я начну изводить его вместе с теми, кто им занимается. Моих купцов грабить будет нельзя.

— Хм… — недоверчиво уткнулся в табличку писец, начал карябать ее стилосом, а потом забубнил себе под нос. — Что делается! Что делается! Великие боги! Дайте умереть своей смертью! На на-а-с на-па-ли к вос-то-ку от ост-ро-ва Ки-ти-ра.

Он перечитал написанное, потешно шевеля губами, а потом посмотрел на меня потрясенный.

— Глазам своим не верю! У меня, кажется, получилось!

— Господин! — поднял руку Кулли. — Если вы позволите, я буду продавать ваших голубей по всему Великому морю. И я вас уверяю, их будут покупать.

— Кораблей пока маловато, — сожалеюще произнес я. — Но мысль дельная, мы так и сделаем потом. А пока у тебя будут другие задачи. Ты знаешь язык египтян?

— Немного, — кивнул Кулли. — Объясниться смогу.

— Ты поедешь туда весной и привезешь мне кое-что, — сказал я. — Золота не жалей, я не постою за ценой. Мне без этого просто никак.

— Все, что скажете, господин, — Кулли, услышав слова «золота не жалеть», не на шутку оживился.

— Мне нужны пчелы, несколько ульев, — загнул я палец. — Мне нужны семена дынь и арбузов. Мне нужен тот, кто сможет высечь статую. Но самое главное, мне нужен хороший строитель. Мастер, который способен руководить другими людьми.

— Это будет непросто, господин, — поморщился Кулли. — Пчел достать можно, они живут у египтян в тростниковых домиках и в глиняных горшках. Семена тоже. Но строитель… и тот, кто может высечь статую… Это люди уважаемые и небедные. Я просто не понимаю, как это сделать.

— Твой долг после этого будет закрыт, — сказал я, и вавилонский купец погрузился в глубокие размышления.

У него есть все основания для раздумий. Египет — это другой мир, а люди, живущие там — инопланетяне с мозгами, вывихнутыми набекрень. Но другого выхода я просто не вижу. В Вавилон пока ходу нет, на торговых путях творится сущий ад. Вот потому-то страна любителей кошек, забальзамированных тел и лысых женщин — единственное место поблизости, где еще умеют строить хоть что-то, отличное от крепости или от дворца, являющегося крепостью. В мире, который стремительно катится в пропасть, понемногу забывают старые ремесла. За них просто нечем платить.

Глава 22

Год 1 от основания Храма. Месяц третий,