Мэри Кенли
Алая дама закончила партию
Глава 1
Она пишет Вам в поход
О том, как холодна весна,
О том, как пламя от костров не греет ее рук,
И вниз по Темзе – Мор,
А вверх – сестра его Война
Сидит на берегу.
Она хотела бы узнать,
Жива ли Ваша честь, полна ли Ваша грусть?
Это то счастье, что Вы украли.
Вы были праведны, но не правы.
В ее окнах ночью горит свет, но нет ответа…
© Немного Нервно (Ричард)
«Его Светлости, эрцгерцогу Диоклетиану Криосу.
Диоклетиан… Смогла ли бы я набраться смелости, чтобы назвать тебя просто «Диос»? Нет, увы, хотя я отчаянно завидовала твоим близким друзьям, когда те позволяли себе подобные вольности.
Меня называют «распущенно-смелой», но, на самом деле, я труслива и, похоже, малодушна. Мне хватило смелости лишь на это письмо, хотя я готовила себя к серьёзному разговору. Впрочем, ты бы всё равно не стал слушать.
Диоклетиан… Как долго мы вместе? Минуло шесть лет. Солидный срок, если призадуматься. Держу пари, сейчас ты хмуришься, читая эти строки, но, прошу – дочитай моё прощание до конца.
Мне исполнилось двадцать пять лет на прошлой неделе. И, знаешь… Я о многом задумалась.
О том, что никогда не жила по-настоящему. О том, что в сердце моём преступно пусто. О том, что моя любовь изжила себя.
Шесть лет назад… Когда я только приехала в этот замок… Ты заставил меня прочитать два контракта. Один, подтверждающий то, что я никогда не переступлю черту дозволенного (две наши подписи гордо красуются на нём по сей день). И второй… То был контракт, аннулирующий наши отношения.
Ты сказал, что всё закончится, стоит кому-то из нас оставить на нём подпись. А я ответила: этому не бывать.
Этот контракт держал меня в страхе все последующие годы. Вдруг ты захочешь прогнать меня? Вдруг принесешь его и кинешь мне в лицо, приказав выметаться?
А теперь я сама подписала контракт, аннулируя наши отношения.
Шесть лет жизни с тобой истощили мою душу. Ты отказался слушать меня, Диоклетиан Криос, потому остаётся лишь написать. Я давным-давно переступила черту дозволенного, отчаянно желая «большего», как и многие другие глупые женщины до меня. И теперь я ухожу.
Прощайте, эрцгерцог. Прощай, моя больная любовь.
Я научусь жить без Вас.
Искренне Ваша, Инария. Последняя из рода Монтроуз»
Рука девушки предательски дрогнула, когда она дописала финальные строки. На белый лист бумаги капнула непрошенная слеза. Инария чуть размазала её кончиком пальца, но переписывать письмо не захотела.
Рваный вздох сорвался с губ леди Монтроуз, когда она решительно поднялась, прикладывая к написанному контракт с размашистой подписью.
«Не имею никаких претензий» – сухо твердили последние строчки бездушного аннулирования.
Это показалось Инарии особенно забавным. Кривая улыбка исказила её обкусанные губы. Женщина запустила пальцы в свои волосы, чей цвет можно было сравнить с запекшейся кровью.
На секунду она зажмурилась, чувствуя, как сильно дрожат руки.
— Ты всё делаешь правильно, Инария… – прошептала она одними губами, в нелепых попытках успокоиться.
Сердце билось в груди учащённо, словно молило её остановиться. Оно болело, но леди Монтроуз не внимала его отчаянным стонам.
Девушка обвела потухшим взором роскошную комнату, которая была для неё тюрьмой шесть лет. Леди Монтроуз сама выбрала для себя подобную участь. Тем сложнее было теперь прощаться с этим местом.
Дворецкий Люций негромко кашлянул, привлекая к себе внимание. До сих пор он стоял непреклонной статуей у двери. Подтянутый мужчина в возрасте поправил очки и вежливо уточнил:
— Леди нужно помочь собрать вещи?
Инария Монтроуз мимолётно улыбнулась. Дворецкий, экономка… Весь персонал этого замка долгое время помогал ей. В конце концов, именно Инария заведовала всем хозяйством (хоть и не имела на то особых прав).
Эрцгерцог всегда был слишком занят, чтобы заботиться о подобном и потому крайне безразлично отреагировал на то, что леди Монтроуз изъявила желание стать «хозяйкой». Он даже доверил ей родовую печать.
Когда-то Инария очень гордилась этим фактом. Лишь спустя время, она поняла: Диоклетиан никогда не считал её «истинной хозяйкой». Всего лишь подачка для леди Монтроуз.
Родовая печать, роскошные платья, лучшие лошади и драгоценности… Диоклетиан высказывал однотонное равнодушие на все запросы Инарии.
«Делай, что хочешь. Просто не тревожь меня» – будто говорил его застывший взгляд.
— Нет, Люций, – отвечает девушка, резко выныривая из болезненных мыслей, – мой багаж не столь велик. Я соберу его самостоятельно.
Она ещё раз обвела собственную спальню ядовито-насмешливым взором.
— Госпожа не собирается брать вещи, подаренные Его Светлостью?
Люций всегда был проницательным. Впрочем, Инария не удивлена: этот дворецкий застал те далёкие времена, когда род Криос не заканчивался на Диоклетиане.
Но Инария не ответила на его вопрос, лишь легкомысленно пожала плечами, открывая дубовую дверцу шкафа.
Расшитые наряды радовали взор дорогими тканями, изысканными узорами и драгоценными камнями. Эти платья делались на заказ в соответствии с столичной модой. Но теперь блистательная леди Монтроуз доставала строгие, чопорные и бесконечно устаревшие вещи.
Некоторые из них сопровождали её со временем пребывания в отчем доме. Инария забирала лишь наиболее важное: свои документы, скромное приданое и малое количество выходной одежды.
— Госпожа… – в голосе Люция прорезалось непокорство, словно он силился уговорить её забрать с собой необыкновенные украшения, которые выглядывали из массивных шкатулок.
Инария Монтроуз обернулась и бесстрастно посмотрела в глаза дворецкому, после чего уверенно заявила:
— Я, всё же, графиня Монтроуз. Я не настолько алчна, чтобы забрать драгоценности рода Криос.
Люций медленно отвёл взгляд и кивнул:
— Прошу меня простить, госпожа. Я не хотел задеть вашу гордость.
В тот момент Инария знала, что дело вовсе не в гордости. Эти прекрасные ожерелья, кольца и браслеты… Вызывали сильнейшую зависть у окружающих на протяжении шести лет.
Благородные дамы шептались о вопиющей меркантильности Инарии Монтроуз, сцеживая яд в бокалы с вином. Их глаза светились нескрываемой жадностью.
Грязные чувства и грязные слова… Не сравнимы с тем, что чувствовала сама леди Монтроуз. Драгоценности всегда были самым бездушным способом от неё «откупиться».
Диоклетиан мог оставить её в любой момент, прислав очередную коробку с красивым, но бесполезным драгоценным камнем.
Порой Инария ненавидела эти украшения. А теперь… Теперь она оставит их в прошлом, вместе с остальным хламом.
Некогда гордая графиня собиралась неспешно, но без чьей-либо помощи, словно пыталась сберечь остатки собственного достоинства.
