русский, но не православный, а католик. Его книги, что он привез с собой, сожгли как греховные. В этих двух судьбах — Скорины и Острожского — хорошо видно отличие Руси Литовской от Руси Московской, и стоит признать, их сравнение оказывается не в пользу последней. В отличие от Литвы, Москва не только не развивала гражданские институты, но и не развивала образование, а напротив, культивировала дремучее мракобесие. Судьба московского первопечатника Ивана Федорова (которого мы привыкли считать русским первопечатником, отказывая Скорине в его этнической принадлежности и отдавая его имя и заслуги на откуп украинским и белорусским националистам) тому доказательство.

Иван Федоров родился между 1510 и 1530 гoдами, по всей видимости, в Московском государстве, потому что к своему имени он часто добавлял термин «москвитинъ», то есть из Москвы. Есть версия, что он так же, как и Скорина, учился в Краковском университете, а потом в Москве он стал диаконом в Кремлевском храме Николы Гостунского.

В 1552 году царь Иоанн IV решил начать книгопечатание в Москве. Из Дании приехал типограф Ганс Миссингейм, в Москве был устроен печатный двор, и в 1564 году там была напечатана первая московская книга «Апостол», которую вместе с Петром Мстиславцем выпустил Иван Федоров. На следующий год в типографии Федорова вышла его вторая книга, «Часовник».

А через некоторое время Иван Федоров покинул Москву, причем уехал он в Великое княжество Литовское. По одной версии, он бежал из Москвы от преследований со стороны недоброжелателей, по другой — ее предложил русский и советский историк академик Михаил Тихомиров, — просто бежать со всем типографским оборудованием Федоров не смог бы. И скорее всего, сам царь Иван IV отправил печатника в Литву, чтобы как-то усилить влияние православной церкви на этих территориях. Но не так уж и важно, почему Иван Федоров уехал из Москвы. Важнее то, что в Литве он не ощущал себя чужаком, продолжал печатать книги на русском языке, говорить на русском языке, а у православного гетмана Ходкевича он снова открыл типографию в его имении в Заблудове. Более того, сам Федоров пишет, что его принял великий князь литовский и польский король Сигизмунд Август.

Егда же оттуду сѣмо преидохом, и по благодати богоначалнаго Исуса Христа, Господа нашего, хотящаго судити вселеннѣй въ правду, въсприяша насъ любезно благочестивый государь Жикгимонтъ Август, кроль польский и великий князь литовъский, руский, пруский, жемотиский, мазовецкий и иных, съ всѣми паны рады своея.

Потом его пригласил к себе Константин Острожский в город Острог, где была напечатана «Острожская Библия», первая в история Библия на церковнославянском языке. Это важный момент, и на него стоит обратить внимание.

Свои дни русский московский первопечатник Иван Федоров закончил в Русском воеводстве, в русском городе Львове. Он был похоронен на кладбище Свято-Онуфриевского монастыря. Во Львове до сих пор стоит памятник Ивану Федорову (правда, как украинскому первопечатнику), а другой русский первопечатник Франциск Скорина в соседней с нами Белоруссии считается одним из величайших исторических деятелей за всю ее историю. В его честь названы высшие награды страны: медаль и орден. Его имя носят университет в Гомеле, центральная библиотека в Полоцке. В России имя Франциска Скорины почти неизвестно. Оно не упоминается в школьных учебниках, а если такое случается, то его называют литовским или белорусским ученым. Но не русским. В какой-то момент мы сами отредактировали нашу русскую историю и создали почву для дальнейшего раскола и сепаратизма. Хотя еще раз стоит подчеркнуть — в 15–16 веках ни у кого, в том числе в Европе, не было сомнений, что Литовское княжество населяют русские люди. Такие же, как в Москве. И все знали, что те шляхетские роды, которые мы привыкли считать польскими, в действительности как раз являются именно что русскими — Вишневецкие, Сангушки, Дубровицкие, Мстиславские, Дашковы, Солтаны, Гулевичи, Потоцкие.

Польскими они стали считаться в результате глубокой интеграции литовской и русской шляхты в польский истеблишмент, которая продолжалась весь 16 век. После смерти Александра в 1506 году князем Литовским стал третий сын короля Казимира, Сигизмунд, в польскую историю вошедший под именем Сигизмунда Старого. При нем польско-литовское государство почти непрерывно воевало с Москвой, и вести войну без поддержки православного русского населения и шляхты было, конечно, невозможно. Потому он прекратил агрессивное окатоличивание русских воеводств, и как раз при Сигизмунде в 1529 году был обнародован и вступил в силу известный Литовский Статут — документ, на основании которого Великое княжество Литовское получило отдельное от Польши административное деление и отдельное управление. Статут был написан на русском языке, точнее, на его западнорусском диалекте. Современные белорусские источники называют его, разумеется, старобелорусским, украинские — соответственно, староукраинским. Чтобы не вступать в пустые дискуссии, приведем просто отрывок из Статута, который даст ясное понимание, что же это был за язык. Например, раздел о «мытах», то есть о таможнях. Прижившееся на Северо-Востоке Руси слово «таможня» имеет тюркское происхождение, это производное от слова «тамга» — собственность, клеймо или печать. Слово «мыта» — древнерусское, оно в значении «сбор» употребляется еще в «Русской Правде» Ярослава Мудрого. Итак, цитата:

Хто бы новые мыта установлял.

Теж приказуем: абы жаден чловек в панстве нашом Великом князстве Литовском не смел нових мыт вымышляти а ни уставляти ни на дорогах, а ни на местех, а ни на мостах и на греблях, и на водах, а ни на торгох в именях своих, кроме которые были з стародавна уставленые, а мели бы на то листы предков наших великих князей або нашы. А хто бы колвек мел уставляти нове мыта, тогды тое имене, у котором уставил, тратит и спадывает на нас — господаря.

Даже не зная нюансов, в целом смысл текста понять можно. И, без сомнения, это русский язык. А вот небольшой фрагмент из письма Ивана Грозного князю Андрею Курбскому, написано оно через 30 лет после Первого Литовского Статута (были ведь еще и Второй, и Третий). Каждый может сам сравнить, насколько эти тексты похожи, и дать ответ — на каком же языке писали в Литве.

Мне убо трею летъ суще, брату же моему лета единого, родителнице же нашей, благочестивой царице Елене, в сицеве бедне вдовстве оставшей, яко в пламени отвсюду пребывающе, ово убо от иноплеменных язык откруг приседящих брани непремерителныа приемлюще от всех язык, литаонска, и поляков, и перекопий, тарханей, и нагай, и казани, ово же от вас изменников беды и скорби разными виды приемлюще, яко же подобно тебе, бешеной собаке, князь Семен Белской да Иван Ляцкой оттекоша в