сооружений, в том числе и в Гатчинском парке. По его проекту был сооружен земляной Амфитеатр со скамьями из дерна, уступами, спускающимися к арене. Постройка напоминает древнеримский амфитеатр в миниатюре. Она предназначалась для проведения состязаний, турниров и других костюмированных представлений. По одному из преданий, на арене Амфитеатра устраивались даже петушиные бои.

Каскад

Еще одно гидротехническое сооружение – Каскад для представления морских сражений – Львов исполнил в 1797–1799 годах. Один из его бассейнов опять же повторял в миниатюре античный бассейн в Сиракузах.

О появлении этого Каскада сохранилась легенда, рассказанная в свое время дочерью архитектора Е.Н. Львовой на страницах журнала «Русская старина». Согласно этой семейной легенде, прогуливаясь однажды с генерал-прокурором П.X. Обольяниновым по Гатчинскому парку, Львов заметил ключ, из которого вытекал живописный ручеек. «Из этого ручейка, – сказал он Обольянинову, – можно кое-что сделать, так хороша здесь природа». «Ну что ж, Николай Александрович, – сказал генерал, – берешься сделать что-нибудь прекрасное?» «Берусь», – с готовностью ответил архитектор. «Давай сделаем сюрприз императору, – предложил Обольянинов, – пока ты работаешь, я буду отвлекать Павла Петровича от этого места».

На другой день Львов сделал проект и приступил к работе. В его представлении это должен был быть быстрый ручей, который разрушил древний храм. Его остатки в виде колонн и капителей разбросаны по берегам ручья. Когда он закончил наконец работу и показал ее Обольянинову, тот в восхищении поцеловал архитектора и вполне искренне поблагодарил его. «Еду за государем, – торопливо проговорил он, – а ты, Николай Александрович, – спрячься за кусты. Я тебя позову».

Через некоторое время в сопровождении многочисленной свиты, верхом на коне приезжает император. Он в восхищении осматривает Каскад, благодарит Обольянинова, обнимает его, целует… садится на лошадь и уезжает. А Львов так и остался за кустом и, как утверждает его дочь, так никогда и не смог уличить Обольянинова в коварстве.

Может быть, поэтому судьба оказалась так безжалостна к Каскаду. Время, дожди и ветры его разрушили, и ныне о нем почти ничто не напоминает.

Карпинский мост через каскад

Аллегория войны и ужаса

Серьезный урон был нанесен Гатчине в период немецко-фашистской оккупации. Было вырублено более семи тысяч деревьев, разрушены многие парковые сооружения, подожжен дворец. Пострадал и сам город.

В послевоенном фольклоре появилась легенда, которую можно рассматривать как некую своеобразную аллегорию всенародной трагедии, постигшей страну в те страшные годы. В 1941 году, рассказывает легенда, под Гатчиной фашисты захватили в плен цыганский табор. Говорят, что в нем насчитывалось более семисот человек. Мужчин тут же отделили и погнали рыть огромную траншею, а женщин и детей заставили петь цыганские песни и плясать. Затем всех согнали к траншее и расстреляли. Расстрелянных наскоро побросали в траншею и засыпали землей. Но убитыми оказались не все, и из-под земли начали доноситься стоны. Тогда немцы подогнали танк и стали укатывать землю, пока стоны и крики не прекратились.

Закончилась война. Прошли годы. Траншея заросла лесом и кустарником. Но вдруг на месте этого массового захоронения стали происходить загадочные и странные явления. Очевидцы с ужасом в глазах и с волнением в голосе рассказывали, что как только где-нибудь поблизости останавливался на ночлег какой-нибудь цыганский табор, то «с заходом солнца в лесу начинался жуткий концерт». Люди утверждают, что это поют и пляшут те самые цыгане из того расстрелянного табора, а старики уверяют, что узнают голоса близких родственников и просто хорошо знакомых некогда цыган. Будто бы эти концерты, которые «у живых людей выматывают души», продолжаются до сих пор.

Казалось бы, эта легенда не имеет никакого отношения к архитектуре, но разве ее можно вычеркнуть из истории Гатчины?

Павловск

Золотой век русского пригородного паркостроения практически уложился в хронологические рамки одного XVIII столетия. Эта временная ограниченность, несмотря на сравнительно частую смену стилей и вкусов, позволила создать парковые ансамбли, отличающиеся редким композиционным единством и цельностью. При этом в рамках одного художественного стиля был распланирован только комплекс Нижнего и Верхнего парков Петергофа. Его регулярный характер в сочетании с ликующим буйством вырвавшихся на свободу водяных струй фонтанов наиболее полно отвечал государственному размаху и политическим претензиям при абсолютной феодальной регламентации всего жизненного уклада русского общества первой четверти XVIII века.

Остальные парки представляли собой удачное сочетание участков регулярного (французского), каскадного (итальянского) и пейзажного (английского) стилей. В различных случаях это проявлялось по-разному, но везде исключительный художественный такт и внутренняя культура паркостроителей давали возможность уживаться на одной территории полярно противоположным эстетическим принципам. Дополняя и обогащая друг друга, они в конце концов сложили тот тип русского парка, который отвечал насущным требованиям своего времени. В то же время петербургские пригороды выработали в себе такие вневременные приметы, которые вот уже несколько столетий делают их всегда современными.

Последним по времени создания и наиболее совершенным по художественным достоинствам в этом блестящем ряду стоит Павловский парк – наиболее крупная жемчужина в драгоценном ожерелье Петербурга. Если это и преувеличение, то небольшое, потому что на самом деле, благодаря многочисленным случайным историческим совпадениям, Павловский парк стал колыбелью, лабораторией и школой русского классицизма. Именно здесь, на берегах русской реки Славянки, шотландец Чарлз Камерон дерзнул воспроизвести копии античных построек, поразивших его воображение при раскопках в Помпее и Геркулануме. К Камерону, вокруг имени которого до сих пор витают биографические легенды, мы еще вернемся. Здесь же нам хотелось просто подчеркнуть значение этого незаурядного архитектора для всего петербургского зодчества конца XVIII, XIX, да и XX веков. Мы ведь не зря называем Петербург классическим, несмотря на то, что собственно классицистических зданий и сооружений в пределах современных его границ не так уж много.

Крепость Бип

История Павловска, как, впрочем, и всех остальных пригородов, о которых мы уже говорили, началась задолго до основания Петербурга. Древние новгородские писцовые книги свидетельствуют, что здесь, на крутом берегу Славянки, в давние времена стояла деревянная крепость, известная под названием Городок на Славянке. В ряду других крепостей и селений северо-запада она входила в Водскую пятину Великого Новгорода и на древнем торговом пути «из варяг в греки» служила защитой новгородским купцам, перевозившим по Славянке лес, пушнину и другие предметы традиционного русского экспорта. В XVII веке, как известно, все Приневье было оккупировано шведами, которые на берегу Славянки возвели свои крепостные сооружения. В начале Северной войны одна из битв между русскими и шведами, если верить легендам, произошла под стенами такой крепости.

Легенда это или исторический факт (источники говорят