и обувь, согрел, изгнал вгрызшуюся в нутро сырость. Девушка вновь рассмеялась громко, звонко, свободно, дошла из последних сил до ближайшего дерева и рухнула меж корней. Мала, наконец, уснула обычным сном без видений, а не провалилась в зыбкое марево страха.

Глава 19

Горек хлеб из подаяния.

(слова сирот)

Чеслав сидел возле стены гостевого двора. Сам двор стоял в половине дня пути от ближайшего города на мелкой и почти всегда пустой дороге, поэтому постой в нём стоил дёшево, особенно если не брать отдельной каморы и остаться внизу в общей трапезной. Но был и большой недостаток — проезжих караванов тоже не было.

В тот день волхва выгнали с пустыми руками, позволив забрать лишь то, что было на нём. Благо отец ещё ночью позаботился, вручил калиту, полную серебра, и велел поддеть кольчугу и не снимать оружия. Но больше ничего унести не вышло. Да и встреча с неудавшейся невестой испугала молодого мужчину — эти безумные глаза и отчаяние во взгляде, от которого цепенело тело ещё несколько недель являлись во снах. По-первости Чеслав жил с привычным княжичу размахом и деньги стремительно исчезали. Потом стал сдерживаться и зимовал достаточно скромно, но… к весне он уже не мог платить за постой в городе и пришел в этот двор. Сейчас на его ладони лежала последняя дюжина монет, почти все — медные и лишь парочка — серебро. Ещё несколько дней и ему придётся продавать кольчугу и меч или голодать под открытым небом.

Или наняться к хоть кому-нибудь, но… Разве он не пытался? Ещё осенью, и зимой, да и тут не оставил надежды. Но раз за разом ему отказывали все купцы и даже младшим гриднем в местные дружины не брали. Опытные люди с первого взгляда видели кто перед ним, что он в княжей дружине не на последних местах сидел, а среди родичей. И будь то беглый воин или изгнанный княжич — он в охране каравана или младшей дружине был лишним. Чеслав пытался выдать себя за вольного волхва или простого воина из охраны каравана, который отстал от купца, но врать не получалось и его гнали прочь, улюлюкая и срамя.

Отчаявшись найти работу, Чеслав стал подумывать отказаться от своей чести княжича, хоть и изгнанного, и податься к лихим людям. Они, поди, рода не спрашивают. Но до сих пор медлил, хоть порой зло думал о встрече с отказавшими ему купцами по другую сторону стрелы.

Мужчина сжал монеты в кулаке, а потом ссыпал их обратно в калиту на поясе. Ухмыльнулся и потёр лицо, заросшее щетиной. Пальцы привычно нащупали шрам — пустяковая была бы рана, царапина, коль её обработать вовремя, но нет. Чеслав спешил уйти подальше от Углеши и их волости, что совсем о себе не позаботился. Царапина воспалилась и долго гноилась, пока не выболела до бугристого красного рубца. Но он ничто рядом с теми шрамами, которые исполосовали сердце — отказ семьи от него, отказы всех, кого он просил о помощи. И даже теперь волхв понимал, что коль чудо приведёт сюда купца с караваном, даже если у обоза не будет охраны, его не возьмут. Просто не возьмут.

Остаётся продать взятые ещё из дома кольчугу и оружие, но… это ничего не изменит, лишь даст лишнюю горсть монет и прожить ещё сколько-то недель в достатке. А потом безоружного возьмут не с большим желанием, чем воина при мече. Хотя надежды наняться охранять караван уже совсем не осталось. Волхв вздохнул и вышел прочь, со двора, по дороге. Он взял направление на юг, надеясь на вольные нравы приморских портов, но даже не задумываясь о долгой дороге до них.

Но далеко от одинокого постоялого двора весна ещё не смогла так полно забрать себе землю и дыхание зимы чувствовалось в ветре и пряталось клочками снега по оврагам. Волость, которую этим утром вспоминал Чеслав, сбрасывала с себя остатки зимней лени и расцветала делами.

Из женской половины дружинного дома вышла Углеша, на ходу беседуя с Ладой и направилась в сторону терема. Княжна шла гордо подняв голову и не глядя в глаза встречному поместному люду, лишь чуть улыбалась на приветствия и слегка кивала в ответ. Да и встречные сторонились и спешили отойти прочь.

Прошло много времени с тех пор, как княжна вернулась из узилища и почти сразу вошла в женскую дружину. Теперь она по примеру брата, чаще жила не в княжем тереме, а в каморе дружинного дома, откуда и вела все дела. Да и с воинами, наконец, смогла подружиться, стать для них почти такой же старшей сестрой, а отрокам и младшим гридням и матерью, каким братом и отцом для них был Горан. Да они на пару и возрождали дружину в былой её силе по велению княжа. Только вот Углеша больше не улыбалась.

Глава 20

Звёзды разлетаются по миру,

Словно брызги звонкого ручья.

Звёзды собираются на небо,

Наши мысли с сердцем унеся.

Ясна осторожно перелила пряный вар в широкий ковш, покрытый от клювика резными узорами и больше похожий не на курицу, которую и задумывали, а на раздувшегося воробья. Полный ковш, послужащий этой ночью братиной, девушка поставила в плетёнку к завёрнутому в рушник хлебу и подошла к окну. Закат почти догорел и на небе уже расцветали падающие звёзды. Волховица чуть улыбнулась, спрашивая себя в который уже раз она будет праздновать Ночь Мириадов Звёзд? Шестой? Восьмой? Первый без Малы рядом.

По крыльцу затопали, а следом без стука, в дом вошли Яр и Благояр. Ясна мысленно хихикнула, вспомнив как молодых мужчин младшие между собой звали «два Яра» и гадали кто из них старше. Большинство думало, что Яр, ведь он стольким в поместье ведает, да и семья у него, но они ошибались — Блажик на два года старше, а может и на три, точно посчитать не получилось.

— Костёр готов, уже разожгли. Идём? — спросил радостный Яр.

— Да, идём. Возьми плетёнку, тяжёлая, — девушка кивнула на собранные хлеб и вар. — Не расплескай.

Яр кивнул и легко подхватил ношу, но держал двумя руками за ручку и за донышко. Ясна кивнула, поправила повой, звякнув начищенными околецами о колты, и вышла в ночь, не забыв придержать двери в сенях. Их костёр был дальше всех, на большой поляне, где даже и не убирали пристроенные заместо лавок брёвна да столами