Побегут, как жемчуг, слезы По ланите молодой… Он тебе дороже мира, Но любимец твой исчез — И уж нового кумира Жадно просит у небес! <1838>

ДУМА{19}

Она была его единым вдохновеньем, Младой любви страдальческим венцом, Она одна, с слезами и томленьем Боготворимая задумчивым певцом… Для ней он был готов лететь на поле битвы, Когда нахлынули от запада враги, В восторге петь прощальные молитвы И весть на брань отмстителей полки. Для ней бы он надел одежды пилигрима И обувь странника и — рыцарь молодой — Пошел бы в дальний край, к полям Ерусалима, Чтоб только выполнить обет ее святой… И как бы пламенно певец об ней молился! Об ней бы думая, под пальмой отдыхал, И снова бы на полночь возвратился, Благославение возлюбленной сказал. Принес бы ей фиал со влагой Иордана, Над коим некогда гремел Иеговы[106] глас, — И странника чарующий рассказ Для ней бы слаще был и гуслей, и тимпана. А он замолк — любимый наш певец, Расстался с звонкою цевницей, Повесил он лавровый свой венец Над хладною, печальною гробницей. Не спрашивай, зачем он не поет: Увы! мой друг, она его любила… Он кончил песнь; она его зовет… А проводник туда — могила. <1838>

ПЕСНЯ

(«Прочь, прочь, ни слова!»){20}

Прочь, прочь, ни слова! Не буди, что было: Не тебя — другого В жизни я любила… Мой ангел милый — Он не дышит боле; Он лежит в могиле На кровавом поле, Увяла младость, Такова ль была я? Ах, на что мне радость! И зачем жива я!.. Лишь им дышала,