или, по крайней мере, до сухого безразличия. Патриотизм? Тут совсем не понимают этого чувства. Просвещение? Оно дало цветы, но они бесплодны». Россия может быть по отношению к европейской цивилизации «либо пародией, либо угрозой… Россия – это трехголовое чудище, отталкивающее от себя Европу, и имя трем головам: крепостное право, православие и самодержавие».

А в примечаниях книги без всяких комментариев автор поместил уже известное читателю фальшивое «Завещание Петра Великого», вновь востребованное в годы Крымской войны и выдаваемое Леузон Ле Дюком за чистую монету.

В работе «Русский вопрос», написанной летом 1853 года, особым нападкам Леузон Ле Дюк подвергает православную церковь. Это понятно, особенно с учетом того, что поводом к Крымской войне стал конфликт из-за покровительства Святым местам. Но здесь все гораздо серьезнее, поскольку мы имеем дело с истоками русофобии как таковой, а она своими корнями уходит в раскол церквей и принятие Русью христианства по восточному образцу. Правда, Леузон Ле Дюк полагает, что Русь приняла католическую версию христианства, ведь официально раскол церквей произошел только в 1054 году. Поэтому православная церковь для него – «это католическая церковь, доведенная до состояния окаменения».

Православная церковь, по словам Леузон Ле Дюка, является «мертвым институтом»: «Если католическая церковь способствовала развитию цивилизации, протестантская – развитию мысли, то православная церковь все вокруг себя атрофирует». И дальше читатель видит потрясающий по своей «проницательности» пассаж: «Куда идет этот мужик, куда идет этот торговец, куда идет этот служащий, которые, проходя мимо церкви, крестятся и машинально шепчут три или четыре слова молитвы? Один идет в свою контору обкрадывать императора, другой – за свой прилавок обкрадывать своих клиентов, третий – в кабак, напиться. Не существует никакой связи между обрядами православной церкви и добродетелью. Это – гимнастика, только и всего».

Но Крымская война окончилась, и отношения между Россией и Францией начали восстанавливаться. Французам нужно было подретушировать ими же созданный монструозный образ России или даже его очеловечить. И многогранный Леузон Ле Дюк находит в закромах своей памяти новые впечатления о России. В 1859 году он публикует роман «Иван». В центре повествования – судьба крепостного Ивана, музыкально одаренного юноши, играющего на рожке. Добрый помещик отпустил его на три года в Петербург с рекомендательными письмами. Под покровительством одного столичного мецената Иван стал первоклассным музыкантом. У него появилась возлюбленная, Маша Николаевна (да-да, именно Маша Николаевна, ведь Леузон Ле Дюк прекрасный знаток России!), воспитанница Смольного института благородных девиц. И вот Иван возвращается из путешествия по Европе, а старый князь спешит из Ярославля в столицу, дабы дать ему вольную, но, по законам жанра, по дороге попадает в бурю и погибает. И тут на сцену выходит злой помещик, племянник князя, брутальный вояка, который ни за что не даст вольную Ивану и не допустит его женитьбы на Маше Николаевне. Но в итоге все заканчивается счастливо: Маша находит в Своде законов Российской империи указ императора Александра I, по которому в случае, если выпускница Смольного выходит замуж за крепостного, он тут же обретает свободу. Николай I назначает Ивана управляющим Императорской Певческой капеллы, а счастливые новобрачные отправляются в свадебное путешествие в Европу. Такого указа, конечно, не было, но суть здесь в ином: спустя пять лет после публикации своих русофобских работ Леузон Ле Дюк превратился если не в русофила, то в человека, сострадающего и симпатизирующего России.

Да, в России есть крепостное право, но это скорее исторический фон, на котором разыгрывается настоящая мелодрама совершенно в духе «Рабыни Изауры». Крепостной Иван – воплощение лучших черт русского народа. Если в работах времен Крымской войны Леузон Ле Дюк заявлял, что патриотизм – это качество, незнакомое русским, то теперь он утверждает прямо противоположное: «Любовь к отечеству, может быть, является определяющей чертой русских. Они любят родину как царицу, как мать, в этом есть что-то религиозное. В их глазах, в их языке – это не просто Россия, это Святая Русь». И, что удивительно, эта любовь больше всего проявляется у крепостного, нежели у свободного человека: «Чем крепостной держится на этой земле? Домом, деревней, где он родился? Нет. Он знает, что в любой момент простой каприз помещика может его всего этого лишить. Семьей? Нет, малейшее происшествие может разрушить эти связи. Самим собой? Нет, разве крепостной себе принадлежит? Единственное, чего у него никто не может отнять – это его родину».

В роли же одного из главных злодеев выступает управляющий немец Садлер – понятно, напряженность во франко-немецких отношениях усиливалась. И если в работах времен Крымской войны самодержец – главный творец зла, да и в целом «самодержавие годится только для зла», то теперь самодержец – это защитник, а ручное управление – благо. Просто взгляд царя, каким бы проницательным он ни был, не мог проникнуть во все углы обширной империи.

В следующий раз к русской теме и тоже в жанре романа Леузон Ле Дюк обратился в 1879 году, то есть уже после Франко-прусской войны, в условиях франко-германских военных тревог и начавшегося русско-французского сближения. Если «Иван» – роман о крепостном, то теперь автор обратился к русской аристократии. Первая часть романа называется «Галантная Одиссея русской княгини», вторая – «Княгиня Гуркофф, продолжение галантной Одиссеи русской княгини». Речь идет о русской княгине по фамилии Славонофф (Славонова), в замужестве – Гуркофф (Гуркова).

Каковы были цели и задачи Леузон Ле Дюка в годы Крымской войны, мы помним: разоблачить и демонизировать Россию. Теперь же задача автора, как он пишет в предисловии к книге, заключается в том, чтобы показать, какую роль в развитии европейской цивилизации может сыграть русская элита. Теперь Россия не противоположна европейской цивилизации, а, оказывается, может этой цивилизации что-то дать. По крайней мере, так можно подумать. Но из первой части романа это отнюдь не следует.

Итак, речь идет о русской девушке, 18-летней Анне Павловне, единственной дочери князя Славонова, старого генерала, воевавшего на Кавказе и в Крыму, а теперь проживавшего в Ярославской губернии (Ярославль автор знает лучше всего, поэтому герои его романов из этих мест). Мать девочки умерла при родах;

она росла как вольная птица, но, когда ей исполнилось двенадцать лет, все изменилось: к ней была приставлена немка-гувернантка по фамилии Стадлер (теперь уже Стадлер вместо Садлера). Эта злобная немка не только муштровала девочку, она весь дом держала в ежовых рукавицах, да еще и распоряжалась деньгами и, как выяснилось потом, приворовывала. И при этом стала очень набожной и приобщилась к православной церкви. Отец же Анны, как и вся русская элита, к православию