подспудно. Если ты не знаешь, то не можешь никуда это сообщить. Да и зачем ему знать имя нелегала, когда нелегал уже сам старается свою фамилию забыть, чтоб она не всплыла где-то?»[145].

Поэтому и получалось так, что начальник мог не знать своих подчинённых, так же как и нелегальные сотрудники – никогда не видеть своего руководителя, фамилию которого они также не знали за ненадобностью. (Зато в какой-нибудь другой сфере не знать своего шефа – чуть ли не преступление, которое можно приравнять к измене.) Удивляться не будем: в разведке оно всё как-то так непонятно – особенно для посторонних…

Итак, «Дубравину» в то горячее время пришлось работать и на арабской стороне, и на израильской. Понятно, что по своей «легенде» он оставался бизнесменом – но, скорее всего, двумя разными бизнесменами, под различными именами. Подобное «раздвоение личности» объясняется тем, что человек, посещающий две противоборствующие стороны, вызывает и интерес, и подозрение на каждой из них: может ли он стать нашим шпионом и не шпион ли он с той стороны? Непросто… Поэтому явно приходилось менять и документы, и, некоторым образом, внешность, и, разумеется, свою биографию – вполне возможно, что даже и официальное гражданство. Хотя точно известно, что в Израиле он был немцем.

Вспоминая эти странствия, Алексей Михайлович потом говорил: «Кстати, именно тогда я понял: человек, который не может преодолеть свои предубеждения к какой-то расе, национальности, не может уважать культуры и обычаев какой-то страны – не может быть нелегалом, никогда!»

Ну а его и на той, и на другой стороне принимали как своего – как друга и как уважаемого человека.

Как-то случилось, что там, в Израиле, он зашёл перекусить в попавшееся по пути кафе. Народу было много, так что «Дубравин» не без труда нашёл себе местечко за столом с какими-то пожилыми местными гражданами. Известно, что евреи – народ любознательный и, в большинстве своём, общительный. В Отто Шмидте (или как его тогда звали?) тут же признали иностранца, и был задан естественный вопрос: «Вы откуда?» – «Из Германии!» – солидно ответствовал нелегал. Так как идиш и немецкий язык близки, друг друга они понимали… Но знал бы он ответную реакцию – «косил» бы под датчанина… Его словоохотливые соседи оказались эмигрантами из Советского Союза, то есть бывшими нашими гражданами. Возможно, они уже несколько подпили (наши люди, куда без этого!), потому как один из них вдруг громогласно и резко заявил, что во время Великой Отечественной войны он был военным разведчиком, ходил за линию фронта, брал «языков» – ну и всё в том же духе. «И мы вашего брата тогда поколотили!» – азартно рассуждал он, и прочее, и прочее…

Какое счастье, что Алексей Михайлович не только был молод, но и выглядел достаточно молодо – ему тогда ещё и сорока не было, так что было ясно, что ни в вермахте, ни в СС, ни даже в фольксштурме, куда порой затаскивали из Гитлерюгенда и десятилеток (как было Лёше Козлову на конец войны), он не служил. А то бы, чего глядишь, бывший военный разведчик, несколько разошедшийся, мог предложить ему завершить давний спор «на кулачках». Ситуация была дурацкая: советскому чекисту пришлось бы отстаивать престиж германской нации перед бывшим советским солдатом, а потом ещё и поиметь удовольствие познакомиться с израильской полицией.

В общем, «Дубравин» сумел настолько хорошо сгладить конфликт, что они расстались очень по-доброму. По вполне понятным причинам Алексею Михайловичу это было особенно приятно…

Вообще, разведчику нужно уметь улаживать конфликты – так же, как и импровизировать в любой ситуации своё поведение, мгновенно приспосабливаясь к обстановке.

Случилось, нам рассказывали, что у легендарного Геворка Андреевича Вартаняна возникли какие-то проблемы с документами, их нужно было срочно менять, и «Анри» – оперативный псевдоним разведчика – для этого спешно куда-то ехал… Но тут, «по закону всемирного свинства», на каком-то перекрёстке то ли он в кого-то врезается, то ли кто-то в него. Повреждения в итоге пустяковые. Рядовая ситуация, полиция в таком случае во всём разбирается за несколько минут, но документы-то у него не в порядке! Геворк Андреевич ориентируется мгновенно: он пулей вылетает из машины, бросается к другому водителю со взволнованным лицом и тревожным криком: «Что с вами? У вас всё нормально? Я сейчас вызову врача!» – и осматривает того водителя самым внимательным образом. Он проявлял настолько искреннее беспокойство и сочувствие, такую сердечность, что вопрос был мгновенно разрешён без всякой полиции. «После этого – мы лучшие друзья в этой стране!» – так заканчивал Вартанян свой рассказ об этом происшествии…

В том же Израиле произошёл и ещё один случай, который глубоко запал в душу Козлова, и о нём Алексей Михайлович не мог равнодушно вспоминать даже многие годы спустя.

«Дубравин» сидел в каком-то израильском «общепите», обедая то ли пастой, то ли кускусом – в общем, тем, что обычно едят местные, не отказав себе, конечно, в рюмке-другой арака. В это время в зал зашёл мужчина не первой молодости, в клетчатой ковбойке, в джинсах – явно из нашей советской эмиграции – и, судя по тому, как он поздоровался с хозяином, определённо завсегдатай этого заведения. Вошедший уселся за столик у окна, а хозяин, ничего у него не спрашивая, залез в холодильник и достал оттуда графинчик водочки и селёдку с картошкой, посыпанные зелёным лучком.

Об этом эпизоде нам рассказывал Сергей Сергеевич, не единожды слышавший эту историю от своего старшего друга: «…И Лёша говорит: “Я сижу – и у меня возникает чувство откровенной зависти к этому человеку, который сейчас при мне всё это выпьет и сожрёт!” Он буквально в этой фразеологии это всё описывал…»

…Шестого октября 1973 года войска Египта и Сирии внезапно атаковали позиции израильтян. Два дня союзники успешно наступали на Синайском полуострове и в районе Голанских высот, однако уже на третий день Израиль мобилизовал свои резервы, и вскоре наступление пошло в обратную сторону. 24 октября война закончилась, притом, в итоге, положение арабских «воинов-освободителей» оказалось несколько хуже, чем было до того. А вот в политическом плане, к сожалению, всё стало гораздо хуже.

«Война закончилась, – писал Кирпиченко в своих воспоминаниях. – Наступил новый период в наших отношениях с Египтом. Садат, уже не маскируясь, взял открытый курс на ухудшение отношений с Советским Союзом: выдворил нашего посла, разорвал договор о дружбе и сотрудничестве, закрыл ряд советских учреждений в Египте и даже отобрал жилой дом, строившийся для сотрудников посольства.

Прогнозы и информация разведки нашли практическое подтверждение, но никакой радости от этого не было»[146].

…В том самом 1973 году Алексей Михайлович Козлов был награждён знаком «Почётный сотрудник госбезопасности».

Глава 8

Всего одна буква

Супруга Алексея Михайловича Татьяна Борисовна оставалась в Москве, в клинике на лечении. Дети, разумеется, тоже были в Москве. «До 1970 года, пока они не приехали в Россию, они и не догадывались, что они – русские», – рассказывал нам Козлов.

Вряд ли кто и когда напишет книгу про детей нелегальных разведчиков, а это, к сожалению, был бы стопроцентный бестселлер… Да вот маленький эпизод для примера: 1960-е годы, Великобритания. Чуть ли не впервые (не болельщики, не знаем) туда приехала советская футбольная сборная. Отец семейства, простой английский бизнесмен, сдерживая удары сердца, отправляется на стадион, взяв с собой сынишку, что называется – подросткового возраста. Идёт матч, они смотрят, оба переживают, и вдруг мальчишка с подозрением глядя на отца, говорит: «Father![147] Мне кажется, ты болеешь за этих русских!» Конечно, такому парню в перспективе бы работать в MИ-5, однако несколько лет спустя, по приезде в СССР – чего он никак не ожидал, – ему пришлось узнать, что он сам из «этих русских». Не знаем, какая была реакция и долго ли ему пришлось привыкать к «окружающей действительности». Хотя известно, что некоторые ребята, которые постарше, высказывали родителям претензии: «Зачем вы меня сюда привезли?» Они привыкли к совсем иной жизни, к иным условиям, и ведь главное, что никто, категорически, не воспитывал в них советского патриотизма и иных качеств, позволяющих спокойно жить в наших непростых условиях…

Рассказывали и то, как мама, возвратившись из-за рубежа, обняла своих подросших без неё детей и что-то заговорила на смеси – предположим – англо-испанско-итальянской… Куратор, то есть сотрудник, который её привёз, сказал недоумевающим ребятам: «Подождите, сейчас я объясню, что хочет сказать вам ваша мама!»

Закроем тему.

Алексей Михайлович был вынужден определить своих детей в интернат. Конечно же – по линии Службы. Был