не решились. Мне потом рассказывали, что кто-то предложил растворить труп в щелочи. Подходящая ванна была там же, в убежище. Щелочь принесли. Вот так трупа Берии и не стало…»

Суд над Берией, как пишут многие, был чистым фарсом. Что его ждёт, было ясно и до суда. Приговор, по официальной версии, привёл в исполнение генерал Павел Фёдорович Батицкий, затем в Берию, уже мёртвого, стреляли ещё пять офицеров, которые с ним были. Расстрельную команду не приглашали: чем меньше свидетелей, тем лучше.

Профессор Владимир Павлович Наумов писал:

«Батицкий написал Хрущёву записку, что застрелили Берию прямо на лестнице. Это немыслимое дело. В бетонном бункере, где небольшие помещения, они могли друг друга перестрелять. Батицкий это написал, чтобы успокоить Хрущёва:

Берия ничего не успел рассказать, только он вышел после суда, и его сразу расстреляли. На самом деле принесли доски, обшили помещение, чтобы пули в них застревали…»

Каждый, кто говорил или писал о смерти Лаврентия Берии, опирается по большей части на своё собственное воображение или же фантазии кого-либо из других рассказчиков, так как практически никто на самом деле при этом событии не присутствовал. Даже те, кто якобы являлся реальным участником этой акции, изображают момент случившегося каждый по-разному, особенно те, кто облекал это в форму литературного произведения. Так, например, рисуя с помощью своего воображения сцену расстрела Лаврентия Павловича в подвале штаба Москаленко, писатель Анатолий Константинович Сульянов в своей книге «Берия. Арестовать в Кремле» писал:

«В бункере Берия долго пил холодную воду, ходил, словно загнанный зверь, вдоль стены, поминутно озираясь на дверь. Дверь открылась – он ощутил дыхание смерти.

– Вы слышали, Берия: "Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!" – решительно заявил генерал-полковник Павел Батицкий и шагнул к осуждённому. Тот отпрянул к стене, забился в угол, закричал:

– Я имею право на ап… апелляцию!

– Тихо! Не ори! – Батицкий и Юферов связали вырывавшегося из рук Берия, привязав к тому самому железному крюку.

Берия упал на колени, заплакал, просил пощады:

– Почему вы нарушаете наши законы? Я имею право на апелляцию! Я хочу обжаловать решение суда в Президиум Верховного Совета! Я – член Президиума! Я – член правительства СССР! Я – депутат Верховного Совета! Это беззаконие! Это нечестно! Это несправедливо! Вы не имеете права! – истошно кричал Берия, оглашая бункер душераздирающими воплями, моля о пощаде и милосердии.

– А ты, гад, имел право без суда и следствия расстреливать тысячи невиновных советских людей?

– Я прошу пощадить меня! Я… – Берия, привязанный к крюку, падал на пол, вставал на колени, плакал, растирая рукавом сопли по перекошенному страхом лицу, по-собачьи выл, пытаясь обхватить ноги Батицкого.

– Я – Герой Социалистического Труда… Я – Маршал Советского Союза… Я…

Батицкий брезгливо посмотрел на ползающего у его ног Берия, увидел, что тот обмочился от страха, сплюнул и проворчал:

– Умереть, сволочь, не можешь достойно!

Он подошёл к успокоившемуся на мгновение Берия, дал знать, чтобы погасили электричество, незаметно вынул из кармана пистолет и, как только погас свет, выстрелил навскидку, не прицеливаясь, в лоб закричавшему Берия…

В тот день крематорий был закрыт на спецобслуживание, Берия опустили в печь первым, за ним – его сподручных.

Тёмной декабрьской ночью пепел вывезли в подмосковный лес, выбросили в заросший кустарником овраг, куда жители близлежащего посёлка сбрасывали ненужный хлам…»

В 2000 году журнал «Власть» разыскал другого «свидетеля казни», неназванного бывшего командира одной из подмосковных ракетных баз. Вот его слова: «Ребята так ненавидели Берию, что не смогли довести до доски, начали стрелять прямо на лестнице. Но отправлять его с такой кучей дыр в крематорий они не решились. Мне потом рассказывали, что кто-то предложил растворить труп в щёлочи. Подходящая ванна была там же, в убежище. Щёлочь принесли. Вот так трупа Берии и не стало».

Ещё одну версию этого события дал некто Хижняк-Гуревич в интервью британскому еженедельнику «Санди тайме». Москаленко в своих мемуарах упоминает некоего майора Хижняка, коменданта штаба. Так вот, этот самый Хижняк-Гуревич утверждает, будто находился в числе конвоя, который привёз Берию из Кремля в тюремный бункер, и что всё время заключения обслуживал арестованного. Правда, по его словам выходит, что из Кремля того доставили сразу в штаб военного округа. А как же гауптвахта? Это несоответствие заставляет серьёзно усомниться в его показаниях – можно запутаться в датах, людях, но едва ли можно забыть, что заключённый сутки находился совсем в другом месте…

В отличие от воспоминаний Батицкого и некоторых других, Хижняк изображает Берию как человека с крепким характером и высоким достоинством:

«Он знал, что идёт на смерть, но не поддался панике. Это был умный человек, умевший вести себя достойно. Он не был трусом. Лишь на один миг он побледнел, и его левая щека задрожала. Это был единственный и последний раз, когда он выказал свои эмоции… Батицкий достал пистолет и выстрелил в привязанного к столбу осуждённого. Присутствовавшим при аресте офицерам тоже приказали стрелять».

Затем Хижняк завернул тело Берии в большой кусок брезента и отвёз его в Донской крематорий. О том, куда дели тело Берия «после расстрела», он «вспоминает»:

«В Донской монастырь, в крематорий привезли… Всех через специальный люк бросили в печь».

Это его «воспоминание», между прочим, говорит о том, что Хижняк никогда не был в технологических помещениях крематория и не имеет представления о том, как устроены кремационные печи, иначе он бы знал, что трупы в них не бросают через люк, а вкатывают по специальным рельсам, уложив перед этим тело в гроб из лёгкой фанеры. В печи он мгновенно охватывается пламенем.

Да и само следствие Берии Хижняк запомнил как-то по-своему Похоже, что его просто заставили разучить легенду, по которой Хижняк якобы участвовал в аресте Берии и был единственным, кто его обслуживал в заключении, и, кроме этого, заставили утверждать, что Хижняк был единственным конвоиром Берии на суде. Потом Хижняка наградили орденами, деньгами и выпустили, но уже после суда. И вот уже в наше время Хижняк на вопросы корреспондента «Вечерней Москвы» за 28 июля 1994 года «вспоминает» о завершённом тогда суде:

«Я находился при Берии. В комнате сидели члены суда.

Кого запомнил?

Михайлов Николай Александрович, Шверник, генерал Москаленко и следователь по особо важным делам…

Сколько суд продолжался?

Больше месяца. Ежедневно, кроме суббот и воскресений. Они работали с 10 до 18–19 часов. Конечно, с перерывом на обед».

Помимо удивительной краткости «воспоминания» о процессе века, обращает на себя внимание следующее.

«Присутствовавший» якобы на «всех заседаниях суда» Хижняк, оказывается, не знает, что председателем на суде был маршал