Бруклина в 1938‑м; Билл четыре года ходил в школу на Лонг-Айленде, пока из-за серьезной ушной инфекции – мастоидита, потребовавшего хирургического вмешательства, – мальчика не перевели в школу Аризоны, славившейся сухим климатом. Отец выбрал интернат в Тусоне и каждый год приезжал с женой навещать Билла на всю зиму; поначалу они снимали в Аризоне квартиру, позже купили дом. В течение четырех-пяти лет Билл наблюдал, сколько народу посещает в Аризоне отца – все люди вежливые, почтительные. Многих из них он помнил по Лонг-Айленду: они приходили в гости к ним домой. Еще он помнил путешествие всей семьи на машине из Нью-Йорка в Калифорнию; ему было тогда лет восемь, они посетили Большой каньон и другие достопримечательности; в каждом крупном городе, где они останавливались, у отца было много знакомых, чтобы не сказать друзей, и все они наперебой старались угодить Биллу и его сестре.

Когда Билл Бонанно получил водительские права, которые в Аризоне выдавали с шестнадцати лет, отец стал иногда просить его встретить кого-нибудь на вокзале Тусона или в аэропорту; этих людей Билл уже хорошо знал, а некоторых даже любил, как родных дядюшек. Когда позже он стал встречать фотографии этих людей в газетах и читать статьи, где их называли бандитами и убийцами, то после некоторых сомнений и колебаний пришел к выводу, что газеты плохо информированы и очень предвзяты. Такие описания совсем не подходили его добрым знакомым.

Пожалуй, первый личный контакт с отцовским миром произошел в тусонской средней школе в 1951 году. Однажды его вызвали из класса и велели зайти к директору. С огорченным видом тот спросил:

– Скажи, Билл, не было ли у тебя неприятностей с законом?

– Нет, – удивленно ответил Бонанно.

– Там у меня в приемной сидят двое агентов ФБР, – пояснил директор и добавил: – Вообще-то, ты можешь и не говорить с ними, если не хочешь.

– Мне скрывать нечего.

– Ты бы предпочел, чтоб я присутствовал?

– Ну конечно. Если хотите.

Директор ввел Билла Бонанно в приемную и представил агентам, которые спросили, что ему известно об исчезновении и возможном убийстве мафиозного босса Винсента Мангано. Билл ответил, что ему ничего не известно. Он слышал это имя раньше, но только в связи с Джеймсом Мангано, у которого дочь болела астмой, и на лето их семья снимала дом в Тусоне, когда родителей там не было. Агенты сделали пометки, задали еще несколько вопросов и ушли. Билл Бонанно вернулся в класс в какой-то растерянности. Он чувствовал, что одноклассники пожирают его глазами, но сам ни на кого не смотрел, когда шел к своему месту; в тот день он ощутил, что между ним и остальными выросла стена, какой раньше не было.

Он был уверен, что Розали не испытала в детстве такого чувства, более того, сомневался, появилось ли оно у нее теперь. Казалось, она понятия не имеет о мире, в котором он живет. Временами он воспринимал ее наивность как самозащиту, намеренное нежелание знать о том, чего она не одобряла; а иногда думал, что жена искренне далека от действительности, как будто у ее родителей и впрямь получилось оградить Розали от темных страниц их прошлого. Впрочем, это не могло быть правдой на сто процентов – если бы чета Профачи действительно хотела отделить дочь от своего мира, они бы не выдали ее замуж за Билла.

И все же степень отстраненности Розали иной раз раздражала. Билл надеялся, что теперь, после исчезновения его отца, она откликнется на чрезвычайную ситуацию и не совершит ничего оплошного и глупого. Ему хотелось верить, что когда она выходит из дома вместе с детьми, то не забывает запирать и переднюю, и заднюю двери и тщательно проверяет все запоры на окнах. Он беспокоился, как бы агенты ФБР, замаскировавшись под грабителей, не вломились в дом и не наставили там электронных жучков. Он слышал, что они это часто делают: проникнут в дом, опрокинут мебель и пройдутся по ящикам и шкафам – якобы ценности ищут, а на самом деле устанавливают прослушку. Как только агенты заберутся в дом, будет уже практически невозможно распознать их рукоделье: уж он-то знает, как умны и изобретательны фэбээровцы в этой области. Ему был известен случай, когда агенты нафаршировали дом еще до того, как закончилось строительство. Это случилось с неким Сонни Франчезе, одним из офицеров организации Профачи; агенты, очевидно, наведались на стройплощадку нового дома Франчезе на Лонг-Айленде после того, как рабочие закончили дневную смену, и нашпиговали жучками и каркас, и фундамент. Франчезе потом долго недоумевал, откуда ФБР так много о нем знает.

В шкафу Билл Бонанно хранил специальное электронное устройство из пластика, оснащенное антенной, которая, по идее, должна была вибрировать, почувствовав жучка, но в надежности прибора он сомневался. Если агенты проберутся к нему домой, то наверняка найдут там что-либо инкриминирующее. Несколько винтовок в гараже, пистолеты в ящике стола. Может, два-три фальшивых удостоверения личности, несколько водительских прав и международных паспортов. Возможно, извлекут на свет его обширную коллекцию четвертаков, упрятанных в длинные пластиковых трубки – их возят в бардачках машин и используют в пути для дальних звонков из телефонных кабин. Агенты, вероятно, угостятся отличными гаванскими сигарами: помнится, он оставил коробку наверху своего бюро в спальне, в том же сосуде, где обычно держал ушные палочки, которыми каждое утро прочищал загноившееся левое ухо, – из-за этой инфекции Билл когда-то и очутился в Аризоне. Хотел бы сейчас он быть там. Не исключено, что фэбээровцев заинтересуют книги в библиотеке: там есть три о ФБР и все, что выходило по мафии, включая опусы сенаторов Кефовера и Макклеллана; есть и другие тома, которые вряд ли агентам не по зубам: сочинения Черчилля, Бертрана Расселла, Артура Кёстлера, Сартра, поэзия Данте. Но одну книгу они уж точно захотят перелистать: большой альбом его свадебных фотографий. Там несколько фотографий с приема, включая переполненную бальную залу в «Astor»; на них можно узнать многих известных гостей; а то, чего не обнаружат на фотографиях, наверняка откроется им в бобине с любительским фильмом с той свадьбы, упрятанной в нижний ящик книжного шкафа. Там метров шестьсот кинопленки, которую они с Розали время от времени с удовольствием пересматривали за прошедшие восемь лет. Это пышное свадебное торжество, по-видимому, стало высшей точкой жизни Джозефа Бонанно, апогеем его престижа; историк и социолог криминальных структур (если такой существует), вероятно, охарактеризовал бы это событие как «последнюю великую гангстерскую свадьбу», перед тем как апалачинское разоблачение и другие неприятности положили конец подобным сборищам.

Более всего в этой съемке Биллу Бонанно нравилось, особенно после