только с великими клиентами, и он также отметил, что клиенты получают того архитектора, которого заслуживают. Между этими наблюдениями существует некоторое противоречие. И в пространстве этих отношений, где иногда штормит, найдется место и убеждению, и образованию, и доверию, а время от времени и запугиванию, и манипуляциям.

В начале 1960-х, когда мы с Сэнди ван Гинкелем стали работать над планом всемирной выставки в Монреале, а потом над проектированием и строительством Habitat, характер такого взаимодействия был для меня неизведанной территорией. Мой опыт в качестве архитектора был ограниченным. Я никогда не управлял бюро, и тем более не создавал его с нуля. Моя семья, несомненно, обладала талантом в коммерции, и я унаследовал какие-то способности. Я учился этому, когда работал с отцом, однако то, чему я научился, не было проверено на практике. Все изменилось с Habitat’67. Навыки прошли проверку, и с тех пор они развивались и полностью сформировались. Когда приходится иметь дело с представителями столь разных культур – израильтяне, сенегальцы, китайцы, канадцы, иранцы и ньюйоркцы, с разными манерами ведения беседы и принятия решений, – можно познать этнокультурные различия, а также научиться смирению.

Джин Боггс была такого рода клиентом, который побуждает человека двигаться к новым высотам. Ученый и куратор, женщина с вьющимися седыми волосами и сияющим взором, она обладала крепким телосложением, которое говорило о ее решимости, а взгляд выражал готовность к диалогу. Есть одна фотография Боггс, которую я люблю, – с бюстом работы Бернини этого великого патрона, папы Урбана VIII, на заднем плане. Это вдохновляющее сочетание. Со свойственной ей обманчивой медлительностью Джин скользила сквозь политические штормы и сложные споры по техническим вопросам со знающей улыбкой на лице. Она высоко поднимала планку.

Вернувшись в Канаду в 1982 году при полной поддержке Трюдо, Джин Боггс получила все полномочия для строительства двух музеев, задуманных премьер-министром. Джин составила сложное проектное задание для каждого из них. Она знала музеи изнутри. Она старательно проводила предварительные исследования, посещая проекты всех архитекторов, чьи работы привлекли ее внимание. Джин была упрямой и не боялась занимать твердую позицию. Кроме того, она внедряла новые методы, которые я считаю важными, например доступ дневного света в каждый зал, где демонстрируются произведения искусства, на любом этаже здания.

* * *

После первого этапа отбора Джин Боггс представила свой список из 12 архитекторов и использовала ловкий прием: каждый из кандидатов должен был высказать свои предпочтения и указать, какой из проектов интересует его больше других – Музей цивилизации или Художественный музей. Но высказанные предпочтения были всего лишь заявлением. Боггс и управляющая музейная корпорация имели право выбрать любого из архитекторов на оба проекта.

Я бы предпочел заняться Музеем цивилизации, исходя в некотором роде из корыстных интересов: я уже завершал строительство такого музея в Квебеке и знал, с какими проблемами это связано. И полагал, будучи когда-то жителем Квебека, что у меня будет больше шансов с музеем, который собирались строить на берегу реки, относящемся к провинции Квебек. Между утверждением окончательного списка кандидатов и принятием окончательного решения должно было пройти не слишком много времени, поэтому мы приступили к работе над планом. Ровный участок для строительства был расположен вдоль береговой линии реки Оттава. Выше по течению размещался все еще действующий целлюлозно-бумажный комбинат, и бревна сплавляли вниз по реке для обработки. На противоположном берегу реки высоко на утесе находилась Оттава и парламентский комплекс. Я задумал музей как остров в мелководной части реки. Главный зал должен был представлять собой застекленное пространство, обращенное к верхней части реки, а река омывала остров, как корабль. Эта идея, возможно, родилась из воспоминаний о Тиберине – острове на Тибре в Риме, который я видел во время той повлиявшей на меня поездки в детстве. В Античности узкий остров на Тибре тоже был задуман как корабль с мраморным носом. В моей памяти запечатлены и островные палаццо на Лаго-Маджоре. Учитывая, на какой широте находится Оттава, мы предполагали, что зимой вода будет нести глыбы льда, это было бы яркое зрелище. Сам зал должны были поддерживать множество стройных колонн, напоминающих деревья в лесу, – это была аллюзия на сплавляемые по реке бревна.

Изображение Канадского музея цивилизации в Оттаве, 1983 г., которое неожиданно привело к заказу проекта Национальной галереи

Запечатленное в моей памяти палаццо Борромео на острове посреди Лаго-Маджоре в Италии

Финалисты, попавшие в окончательный список, ждали результатов отбора. Наконец мне позвонила Джин Боггс. Она сказала, что на всех произвел очень сильное впечатление мой проект Музея цивилизации, но премьер-министр пожелал, чтобы заказ на музей истории Канады получил коренной канадец – а именно Дуглас Кардинал, потомок тех, кого в Канаде мы называем первыми народами, и восходящая звезда среди канадских архитекторов. Поэтому вместо Музея цивилизации Джин с коллегами хотели бы рассмотреть мою кандидатуру для проекта Национальной галереи – не смогу ли я представить наброски к следующему понедельнику?

Взволнованный хорошими новостями, я хотел сразу ответить согласием, но что-то меня остановило. «Нет, – сказал я Боггс, – не смогу». Конечно, я мог бы создать нечто сверхъестественное, но в основе своей моя работа не сводится к изображениям. Она рождается из глубокого понимания проектного задания и места, а в этом случае я был недостаточно знаком и с тем и с другим. Я сказал Боггс, что ей придется и дальше придерживаться того принципа, о котором она говорила, – принять решение на основе всех работ архитектора и его профессиональной чуткости, а не на основе конкретного проекта. На этом мы и остановились.

На самом деле я все же на этом не остановился. Где-то на задворках моего сознания маячил смутный призрак, который, по-видимому, так и не исчез и продолжал меня беспокоить: мысль о том, что кто-то может чувствовать, что я «не вполне канадец», что бы это ни означало. Поэтому я решил позвонить Трюдо. Я сказал премьер-министру, что ответ на вопрос о происхождении – «Насколько я канадец?» – вполне можно было бы дать исходя из их решения. Трюдо засмеялся, но ничего не обещал, хотя в его тоне было нечто такое, что от разговора у меня остались положительные впечатления. Это было в четверг. В понедельник мне сказали, что нас выбрали для разработки проекта Национальной галереи.

Поскольку мой офис находился в Бостоне, мне нужен был архитектор из местной компании, в идеале – из Онтарио. Представители музейной корпорации предложили Паркина. К тому же его фирма выиграла конкурс, проводившийся десять