каждый раз немного сгибаться, но зато крест получался почти в полный рост человека. Через несколько лет, в одной из переведенных с греческого языка книг об афонских подвижниках, я встретил эпизод, в котором старец советовал духовному сыну-монаху креститься именно таким образом. Но не менее этого нас на Афоне не раз удивляла прямо противоположная привычка: некоторые монахи крестились очень небрежно, совершая перед лицом какое-то странное помахивание рукой, едва напоминающее крест. Однако мы в то же время отметили здесь очень смиренную манеру приветствовать кого бы то ни было. Все, начиная с игумена монастыря и включая простого послушника, стараются первыми просить благословения у любого встречного, говоря: «Эвлогитэ» (благословите). Встречным может оказаться и погонщик мулов, и мирской паломник, и наемный монастырский рабочий, которые отвечают на это приветствие: «О Кириос» (Бог благословит), не зная, что перед ними игумен или иеромонах, поскольку те ничем не отличаются от всех остальных монахов. Иерейские кресты греки надевают только на службу, да и то лишь в самых торжественных случаях, а чаще всего служат без крестов.

Нас с отцом дьяконом, как гостей в священном сане (к гостям здесь — особое почтение), отвели к стасидиям на левом клиросе. Над инкрустированными турецкими клиросными столиками с горизонтальной крышкой зажгли тусклые масляные лампы под абажуром, раскрыли книги и после 9-го часа антифонно запели предначинательный [24] псалом.

Монашеский дух

В течение всего нашего достаточно длительного путешествия по Афону мы не пропустили ни одной ночной службы. Каждый вечер, останавливаясь на ночлег в очередном монастыре или в скиту, вместе со всей братией мы шли ночью на службу, а затем, немного отдохнув, вновь отправлялись в путь. И что удивительно — несмотря на краткий сон — мы не чувствовали усталости за все время нашего паломничества. И в этом тоже со всей очевидностью проявилась сверхъестественная помощь Преблагословенной Хранительницы Афона. Бывало, правда, что во время долгих праздничных всенощных бдений сознание пыталось куда-то уплывать, ведь с непривычки даже в стасидиях 10—12 часов выстоять непросто. Конечно, выручали высокие подлокотники, на которые можно было опереться, но нам из-за незнания языка было труднее, чем грекам. И все же во время общей молитвы монашеской братии, когда храм становится огромным сосудом, принимающим в себя струи Божественной благодати, совершенно неважно — монах ты или мирянин, русский или грек, молишься или дремлешь, стоя в своей стасидии, — благодатные струи пронизывают тебя насквозь. Здесь, пожалуй, можно вообще уснуть — и в то же время все-таки чувствовать, что находишься под этими благодатными струями. Они омывают душу, делают ее радостной, чистой и почти невесомой. И даже если под конец бдения трудновато бывало нам стоять, то по выходе из храма вместо усталости мы всегда чувствовали необыкновенную бодрость и как бы «заряженность». После таких ночных служб все монахи на 2—3 часа идут отдыхать, а затем снова — труд на различных послушаниях до вечерней службы. Вот так каждую ночь, примерно с 10 часов вечера по европейскому времени и до 7 утра, весь Афон, не смыкая очей, молится. И эта еженощная молитва не прекращается вот уже 16 веков подряд!

Наконец, и литургия подошла к концу. Вся монашеская братия выстроилась в длинную очередь ко причастию. Впереди — маститые старцы. Они с поклоном передают друг другу красный плат, который каждый из них, причащаясь, держит между чашей и своими устами сам. В любом из святогорских монастырей — около десяти и более монахов, которые еще в молодости придя на Святую Гору прожили здесь по 40—50 лет. Какие одухотворенные и по-детски чистые лица у этих седовласых и седобородых мужей, от юности возлюбивших Бога и посвятивших ему всю свою жизнь! Все они либо находились когда-то под руководством духоносных афонских старцев, либо, по крайней мере, пользовались их советами. Старчество никогда не иссякало в уделе Пресвятой Богородицы. Никогда не пресекались здесь монашеские традиции послушания, не исчезал опыт духовного руководства, обучения духовному деланию и построения монашеской жизни в целом. А теперь эти убеленные сединами отцы передают уже свой собственный богатый духовный опыт молодому поколению монахов, тот опыт, которого так не хватает нам в России, где все монашеские традиции, а тем более традиции старчества, были полностью уничтожены вместе с их носителями. Один из здешних монахов, отвечая на наш вопрос: «Есть ли сейчас на Святой Горе духоносные старцы?»— сказал, что хотя старцев такого уровня осталось крайне мало, но на Афоне, слава Богу, сохранились еще монахи с очень большим житейским и духовным опытом. Они в состоянии помочь любому молодому послушнику или монаху. Они могут ответить на любой его вопрос и дать полезный совет — как преодолеть то или иное искушение. В неисчерпаемой сокровищнице их монашеского опыта, который был накоплен великими трудами и многими десятилетиями, есть всё необходимое, чтобы поддержать новоначального и помочь ему крепко «встать на ноги». Эти седовласые монахи, правда, никогда и никому не будут навязывать свои советы, но если к ним какой-либо брат подойдет с вопросом сам, — они никогда не откажут ему в необходимой помощи.

Выслушав это, мы с грустью вспомнили наши российские новооткрытые монастыри, где увидеть можно лишь молодые или совсем молодые лица. Опытных монахов и духовных наставников, которые первоначально сами, подвизаясь в послушании у искушенных в духовной брани старцев, стяжали бы необходимые знания и опыт, в этих новых монастырях нет. Вероятно, в том и заключается одна из важнейших причин высокой «текучести кадров» в русских обителях. Греция, по милости Божией, в ХХ веке оказалась в более выгодных условиях. На Святой Горе передача монашеских традиций из рук в руки не прекращалась никогда, потому-то и дух монашества на Афоне особенный. И это обязательно почувствует каждый монах и даже любой верующий мирянин, который прибыл сюда из другой страны.

Как и прежде, осно́вой монашеского делания в афонских кинови́ях, скитах, кельях и каливах считается подвиг отсечения гордого своеволия, соединенный с постоянным памятованием о Боге и непрестанной Иисусовой молитвой. Старцы, игумены и духовники много времени и внимания уделяют обучению монахов и послушников этому наиважнейшему духовному деланию, без которого стяжание благодати Святого Духа становится делом весьма затруднительным. Ночью стук в деревянное би́ло будит всю братию на келейную молитву, и каждый монах и даже послушник у себя в келье совершает назначенное ему духовником или старцем келейное правило, состоящее из определенного количества Иисусовых молитв. Это молитвенное делание длится 3—4 часа в зависимости от количества четок, которое благословил «протянуть» духовный