Он успел по миру походить может и не столько, как Яров двоюродный дед, но тоже повидал немало. Его даже когда-то по юности под щиты с другими кметами княжъ поставил на одно лето. И сейчас в размеренности шагов и взмахов он не столько видел, сколько узнавал грозную силу, прочувствованную в молодости.

— Утро доброе, хозяйка, — громко, но с неожиданным уважением и едва заметным страхом поприветствовал он. — Не обессудь, мы ищем нашу сбежавшую дочь Верею. Не у вас ли с сестрой она пригостилась?

Мала обернулась, очнувшись от своих мыслей, и метла в её руках утратила охватившую её тень копья, и продолжила мирно сметать на землю снег, который больше не вздымался в воздух, а просто падал, да и шаги стали мягче. Она улыбнулась, продолжая работу, и ответила.

— Здавы будьте! Рада видеть у нашего порога, заходите скорей, не мёрзните. Верея ваша у нас уже неделю гостит. Идите, идите в дом, там вас Ясна встретит, а я как закончу тоже подойду.

— Благодарим за приглашение, — Кулик, отец Вереи, чуть поклонился под удивлённым взглядом жены, и по дорожке пошел от ворот к крыльцу. Женщина, оглядываясь на волховицу, поспешила следом.

Мала незаметно выпустила два огонька, один из которых влетел через окно в дом, предупреждая Ясну встретить гостей, а второй шмыгнул в пристрой, чтобы позвать Верею, но попросить Яра пока не приходить. Сама же ускорилась, чтобы побыстрей закончить.

Родители Вереи в доме уже здоровались с Ясной и робко осматривались. Особенно внимательна была вереена мать. Женщина много слышала о доме для двух волховиц от соседей, что он пуст и нищ, и сейчас одновременно удивлялась и их правоте, и преображению необжитой избы к нынешнему виду. На окнах висели занавески, расшитые по низу листьями и цветами, возле рукомойника на колышке висел рушник с связанной кисточками бахромой по концам и густым красным узором, повторяющим оленьи рога и конские хвосты. Печной угол успели отделить шторой из грубой ткани, стол застелили скатертью со скромной вышивкой по углам. Вокруг было чисто и пахло варевом, теплом и травами. В сенях они успели заметить достаточно разной обиходной утвари, но вся она была проста, без резьбы и узоров.

Пока суть да дело и их дочь прибежала и бросилась обнимать мать и отца. Она была рада и слёзы выступили в уголках глаз у всех троих. Ясна стояла в нескольких шагах от них и молча смотрела с лёгкой улыбкой и чуть дрожащими пальцами рук. Внезапно вместо радости за девушку, она почувствовала тяжесть в груди. Хозяйка не мешала им, а просто ждала, когда её, наконец, заметят.

Через какое-то время гости вытерли слёзы и уже честь по чести поприветствовали Ясну. Младшая волховица кивнула, звякнув медными колтами и ряснами, поправила браслеты на запястьях и всё же пригласила пройти дальше в дом и угоститься с дороги. И пока Ясна выставляла на стол миски и горшочек каши, с улицы вернулась Мала и, наскоро умывшись, присоединилась.

Кушали в тишине. Супругам было неловко, да и есть совсем не хотелось — переживания последних дней заглушили голод. Верея в своих мыслях разрывалась между семьёй и женихом и не чувствуя вкуса ложку за ложкой отправляла в рот. Ясна посматривала на сестру, мысленно спрашивая что ей делать. А сама Мала едва заметно прикоснулась силой к мыслям и сердцам гостей и насторожилась — не такими она помнила этих людей по последним встречам, особенно Кулика. Кмет, всегда спокойный и чуть жалеющий, трепетал от страха и почтения.

— Ясна, отнесите еду нашему оставшемуся гостю, там и будет вам что обсудить и посмотреть, и почаёвничать, — предложила старшая, когда миски опустели. — А я тут останусь Кулика угощать.

Мала, дожидаясь пока они с кметом останутся одни, убрала грязную посуду, достала кружки и разлила по ним травяной взвар, передала одну из них Кулику, взявшему её двумя руками. Дождалась, пока стихнут голоса за дверью и улыбнулась.

— Мне действительно не едва ли двадцать, как думают старосты деревень за Последней, но я и не настолько старше, чтобы передо мной держать себя как перед бабушкой. Всё ж мне и тридцати нет! — волховица бережно наполняла теплом и покоем сердце собеседника, по пути побуждая его говорить. — Что тебя беспокоит? Высказывай, я пока никого из вас не обидела, и тебя не трону.

— Хм, не тронула, а могла и силой заставить дом этот строить. Мы б не пикнули, правда? — Кулик выпрямился и теперь смотрел на севшую напротив как на ровню, но всё равно немного боялся своей дерзости. Девушка перед ним улыбалась. — Воин, насколько вы с сестрой сильны?

— Яснушка хоть и лекарь, да дитя почти, какая тут сила, — в голосе звучала нежность, сменившаяся серьёзной собранностью. — Я же легко могу убить каждого второго в любой из деревень, хоть все разом соберитесь, мне вы не противники. Если в кланы пойду, у любого княжа гриднем в дружину возьмут.

— Прямо таки любого?

— Любого. И за год в старшей дружиине буду. Но вы ведь не за этим пришли, о Верее говорить хотели.

— И то правда. Мы семьями тут порешили, что Верею домой воротить надо, а Яр пусть в город пойдёт и там приживается. Его изгнали, обратно принять не можем. А коль опять сбежит, то и сама в городе не пропадёт.

— Хм, — покачала головой Мала. — Не выживут они в городе, помотаются нищими пока силы не кончатся, а там уж как судьба решит. Это лишь издалека кажется, что в городе все друг другу чужие и кто угодно приживётся. Гильдии чужаков не берут, разве что в подмастерья за плату, но сколько бы родители не дали, жизнь ребёнка не будет простой. Даже дом без поручительства ещё пойди найди. Старики по улицам приглядываются и новости быстро разлетаются. Изгнанникам проще уж к княжему поместью прибиться попытаться, но не для этого вы за Последнюю уходили. Так что пусть с нами останутся, я вам покойней, и нам подспорье.

— Эх, ничего от волхва не скроешь! — с досадой махнул рукой Кулик. — Может жена, всё ж уговорит, а там и другого жениха подыщем.

— А не получится, то тут и поженим. Под рукой Ясны жить будут. И хорош в этом году урожай?

— О, всё уродилось! Старики не помнят такого хорошего года. Если бы десять лет так земля родила,