завершение его визита Сталин сделал один жест, на который весь мир обратил внимание, – вспоминал Молотов. – Сам приехал на вокзал проводить японского министра. Этого не ожидал никто, потому что Сталин никогда никого не встречал и не провожал. Японцы, да и немцы, были потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать”. Перед отъездом, потрясенный советским гостеприимством, Мацуока спел хором с Молотовым припев русской народной песни “Шумел камыш”. “Да, он еле стоял на ногах на вокзале, – вспоминал Молотов. – Мацуока у себя потом поплатился за этот визит к нам”[18].

Как бы Сталину ни хотелось считать, что Мацуока попался на его уловки, на самом деле пакт о ненападении между Японией и СССР не был подкреплен ничем, кроме слов министра иностранных дел. И, вернувшись в Токио, 6 мая Мацуока немедленно заверил Отта, что этот пакт “не аннулировал трехстороннего соглашения”. Он также утверждал – проявив двуличие, характеризовавшее всю его карьеру, – что Япония на самом деле не будет сохранять нейтралитет в случае войны между Германией и СССР[19].

Тем не менее для германской дипломатии это был удар. Отт рассказал Зорге “без обиняков, что никогда не ожидал этого и что подобное соглашение о нейтралитете между Японией и Россией не сулит Германии ничего хорошего”[20]. Для Отта, Зорге, да и всего кабинета министров Японии решение Мацуоки стало полной неожиданностью. Однако в Токио внезапный пакт приветствовали общим одобрением. Коноэ лично встретился со своим министром иностранных дел на вокзале в Токио и сопроводил Мацуоку на прием в Императорский дворец. Генштаб Императорской армии также поддержал министра, несмотря на “недовольство и возражения” влиятельной группы генерала Араки, отстаивавшей интересы “оси”, рассказал Зорге Мияги[21].

Однако даже при наличии нового соглашения непредсказуемость политики японской армии с ее внутренними противоречиями при первых же перестановках во власти была чревата изменением отношения к Сталину. “Лично я не считал, что это соглашение гарантировало безопасность отношений между Россией и Японией”[22], – рассказывал потом Зорге следователям.

Москва тоже продолжала настороженно следить за любыми приготовлениями Японии к выступлению в северном направлении – против СССР. Центр поставил перед агентурой Рамзая задачу подробно расписать боевой порядок японской армии. С этим трудоемким заданием Одзаки и Мияги справились к началу мая. Результатом их трудов стала впечатляющая таблица – нарисованная, разумеется, художником агентуры, Мияги, – с невероятной точностью отображавшая количественный состав, оснащение и расположение всех 50 дивизий японской армии. На первых этапах войны в Тихом океане в 1942 году американцы были поражены, когда выяснилось, что наиболее достоверными данными о японском противнике обладают как раз их советские союзники – благодаря работе Зорге и его коллег[23].

“Если бы мы могли предсказать нападение Японии на Россию за два месяца до его начала, его можно было бы избежать путем дипломатических переговоров, – рассказывал впоследствии Зорге японцам. – Если бы мы могли предсказать его за месяц, то Россия могла сосредоточить у границы больше сил и в полной мере подготовиться к обороне. Если бы мы могли предупредить о наступлении за две недели, у России была бы, по крайней мере, возможность подготовиться к обороне на линии фронта. А если бы у нас была неделя, это помогло бы минимизировать потери”[24]. Абсолютно та же логика относилась и к гораздо более непосредственной угрозе – операции “Барбаросса”. Если бы Сталина можно было предупредить вовремя – точнее, если бы его можно было убедить поверить донесениям Зорге и других агентов о готовящемся нападении Германии, – то Советский Союз мог бы избежать массового кровопролития или даже полного разгрома.

Весной 1941 года регулярные военные курьеры, прибывавшие из Берлина по Транссибирской магистрали, привозили все новые слухи о приготовлениях Германии к войне. Эти офицеры были не просто почтальонами высшего ранга, – все они были военными специалистами, которые в рамках соглашения “оси” приезжали консультировать своих японских коллег по вопросам, касавшимся их сферы компетенции – танковых войск, корабельной артиллерии, тактики бомбометания и тому подобных. Японские военные, в свою очередь, делились своим профессиональным опытом. Большинство этих курьеров привозило Зорге рекомендательные письма от его старых друзей в Берлине – в том числе от полковника Мацки, посла Дирксена и даже Карла Хаусхофера. Для всех приезжавших Зорге неизменно проводил свою неподражаемую экскурсию по ночным заведениям Гиндзы, и, уже разогревшись, они обсуждали слухи о войне против России, а также полученные сведения о новинках японской военной техники.

В конце апреля 1941 года от нового главного военного атташе посольства, полковника Кречмера Зорге узнал, что тот получил из Берлина указания предупредить министерство обороны Японии о предстоящих “оборонительных мерах” Германии для противодействия предполагаемым скоплениям советских войск на восточной границе рейха. “Эти указания были очень подробными, и к ним прилагалась карта дислокации советских войск, – вспоминал Зорге в тюрьме. – Хотя нельзя было сказать точно, приведет эта ситуация к собственно боевым действиям, Германия провела невероятно масштабные приготовления… Я понял [со слов Кречмера], что решение о сохранении мира или начале войны зависело исключительно от воли Гитлера и никак не было связано с позицией России”[25].

Байка, будто Германия обороняется от агрессии России, была не совсем блефом. У Сталина действительно был подготовлен план вторжения в оккупированную Германией Польшу и в сам рейх, если это потребуется. Исследователи даже присвоили этому плану кодовое название “операция «Гроза»”. В современной России само существование этого плана до сих пор вызывает серьезные дискуссии, так как противоречит версии официальной историографии о том, как невинного Сталина обманул Гитлер. Однако подтверждающие его существование документы хранятся в архиве российского Министерства обороны в так называемой особой папке[26]. Изначальный план, датированный 18 сентября 1940 года, за три месяца до появления на свет операции “Барбаросса” в Германии, был подписан маршалом Семеном Тимошенко и начальником Генштаба генералом армии Кириллом Мерецковым. В более поздней версии документа, обновленной после того, как в феврале 1941 года генерал армии Георгий Жуков занял место отстраненного, а впоследствии арестованного за шпионаж Мерецкого, подробно раскрывались планы наступления через Польшу в Берлин и далее. В плане операции “Гроза” перечислялось 300 имеющихся в распоряжении Сталина дивизий, в том числе восемь миллионов солдат, 27500 танков и 32628 самолетов. По крайней мере, на бумаге это давало СССР количественное преимущество над вермахтом, часть сил которого на тот момент была задействована в оккупированной Европе и Северной Африке.

Возможно, о плане “Гроза” немцам рассказал сам Мерецков[27]. По-видимому,