органы услужливо встают на ее сторону и выполняют ее заказ. И здесь не помогают ни финансирование предвыборной кампании, ни активность кандидатов, ни самоотверженность волонтеров.

Об этом пессимистичном умонастроении людей, возникшем к осени, свидетельствуют как высказывания писателей и журналистов, так и репортажи с мест проведения протестных акций, а также данные соцопросов. Приходилось слышать фразы, что новости уже читать не интересно — и так ясно, что будет.

Борис Акунин в августе 2015 года высказался следующим образом:

«Писать о политике нет желания. Да и смысла. Все вы — все мы — так или иначе для себя давно определили, что нам нравится и что не нравится, кто хороший и кто плохой. Аргументы многократно изложены. Кого не сумел убедить — уже не смогу. Любой пост на политическую тему порождает лишь брань и еще больше распаляет вражду.

Думаю, что времена политики в России закончились. Не навсегда, конечно, а до поры до времени. Во всяком случае, словами на этом этапе уже ничего не изменишь. Камень сорвался, покатился под гору, набирая скорость. Не остановишь»[62].

Об апатии свидетельствовало и резкое снижение количества людей, приходящих на митинги. Хотя по данным Левада-центра на август 2015 года о готовности принять участие в политических акциях заявлял каждый десятый (10%)[63], по факту на митинг против несменяемости власти к театру «Глобус» в Новосибирске пришло около 20 человек (при населении 1,5 млн.). В разговорах речь в основном шла о том, что массы зомбированы и их не разбудить. У некоторых активистов настроение было такое, что пора «валить». В митинге оппозиции «За сменяемость власти», который проходил в Москве в Марьино, приняли участие около 7 тыс. человек (при населении Москвы от 12 до 20 млн.), то есть пришло 0,08% численности населения. Увы, социологические опросы далеко не всегда точно отражают реальность. Либо, возможно, эти 10% ждали именно массовых протестов (в соответствии с формулировкой вопроса в опросе), для того чтобы принять в них участие, но «нужная» масса еще не набралась. Если бы данные опроса Левада-центра отражали актуальную готовность людей, то на митинг в Москве должно было бы прийти, по меньшей мере, 1 млн. 200 тыс. человек, а в Новосибирске — 150 тыс.!

Судя по всему, осенью 2015 года наступил пик псевдоединения и торжества конформизма. Число россиян, которые не согласны с присоединением Крыма к России, достигло самого низкого значения с марта 2014 года — 3%[64], а поддержка Путина доросла до 89,9%[65].

С другой стороны, мало-помалу угас и радостный ура-патриотический подъем. Перестали быть слышны восклицания, что «Крым все-таки наш!» Люди возвращались к своему быту.

Вот такая атмосфера сложилась в России к концу 2015 года.

Часть 3. Личность и тоталитаризм

Почему танец красив? Ответ: потому что это несвободное движение, потому что весь глубокий смысл танца именно в абсолютной, эстетической подчиненности, идеальной несвободе. И если верно, что наши предки отдавались танцу в самые вдохновенные моменты своей жизни (религиозные мистерии, военные парады), то это значит только одно: инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку, и мы в теперешней нашей жизни — только сознательно...

Кончить придется после: щелкнул нумератор.

Евгений Замятин. Мы

Понятия тоталитаризм и личность во многом оппозициональны. Тоталитаризм отрицает личную индивидуальность, а личность, в смысле индивидуальности, стремиться уйти от тотального господства. Далее рассмотрим их взаимодействие в процессе становления тоталитарного строя. Начиная с первой половины 20 века, психологи задавались вопросом, какие же особенности человеческой психологии способствуют становлению авторитарных и тоталитарных режимов? Ниже я представлю обзор наиболее известных теорий и психологических экспериментов, проливающих свет на эту проблему, а также рассмотрю, какие последствия для психологического функционирования индивидов оставляют после себя тоталитарные режимы.

Психологические предпосылки автократии и тоталитаризма

Можно предполагать, что в психике людей всегда существовали и существуют свойства, способствующие становлению авторитарного и тоталитарного правления. И они не сводятся только к желанию одних людей властвовать над другими. Как показал исторический опыт, автократические и тоталитарные правительства обычно пользуются поддержкой значительной части населения. Ханна Арендт указывала, что тоталитарные режимы, пока они у власти, и тоталитарные вожди, пока они живы, пользуются «массовой поддержкой» до самого конца[66].

Если исходить из определений, ставших общепринятыми, тоталитарное политическое устройство общества является новоприобретением именно 20 века[67], потому что именно в это время появились средства, позволяющие контролировать не только внешнее поведение большого количества индивидов, но и вторгаться в их приватное пространство, активно влиять на их сознание (с помощью воздействия газет, радио, телевидения, унифицированных программ образования, посредством создания государством массовых общественных организаций, целенаправленных социально-воспитательных мероприятий, методов слежения за гражданами и пр.). Существовавшие ранее авторитарные и автократические правления не претендовали на то, чтобы завладеть всей личностью человека, регламентировать все сферы ее жизни. Впервые введший в обиход термин «тоталитаризм» Джованни Амендола как раз и хотел подчеркнуть качественное отличие установившегося в начале 20-х гг. в Италии фашистского режима от известных ранее в истории авторитарных форм государственного устройства.

Что касается психологии, то результаты многочисленных исследований позволили сделать вывод, что у человека имеются частично врожденные, частично приобретенные в процессе воспитания предиспозиции, побуждающие его пассивно соглашаться с методами авторитарно-тоталитарного подчинения или даже получать определенное удовольствие от него.

Теории авторитарной личности

Даже у древних — наиболее взрослые знали: источник права — сила, право — функция от силы. И вот — две чашки весов! На одной — грамм, на другой — тонна, на одной — «я», на другой — «мы», Единое Государство. Не ясно ли: допускать, что у «я» могут быть какие-то «права» по отношению к Государству, и допускать, что грамм может уравновесить тонну, — это совершенно одно и то же. Отсюда — распределение: тонне — права, грамму — обязанности; и естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты — грамм, и почувствовать себя миллионной долей тонны.

Евгений Замятин. Мы

Впервые идея о том, что человека побуждают поддерживать авторитарное правление определенные черты характера, заложенные в процессе воспитания, возникла в конце 20-х — начале 30-х годов прошлого столетия. Первый массовый опрос, посвященный этой проблеме, был проведен в Германии в 1929–1931 гг. А первая целостно разработанная теория, основанная на этом предположении, была представлена немецким психоаналитиком Вильгельмом Райхом в книге «Психология масс и фашизм»[68], опубликованной