пачку долларов, швейцарский «гибрид», взял из шкафа чемодан, с которым прибыл из Польши, запер комнату и спустился вниз. Дверь в неглубокой нише, смотревшая прямо на лестницу, вела в апартаменты Эммы Карловны. Михаил осторожно постучал. Ответа не было. Постучал сильнее. По-прежнему ни звука. Екнуло от неприятной догадки сердце. Вспомнилась отметка в календаре Эммы Карловны: 3 января – Одеон. Сегодня третье. Она в театре.

Черт возьми, он должен был это предусмотреть… Что же делать? Ждать глупо. Спектакль, верно, только-только начался. А Лора наедине с этим бандитом. Почему он не оставил ее в кафе? Уйти? После того как столько преодолено? Удача не дублируется. Ее надо использовать сразу и до конца.

Михаил поставил чемодан и осмотрел замочную скважину. Цилиндрический замок. Ни гвоздем, ни ножом его не отомкнуть. Налег на дверь плечом. Она отошла, в щель, образовавшуюся между нею и косяком, можно было просунуть палец. Что-что, а двери в пансионате никудышные. Надо полагать, их не меняли со времен первой хозяйки – любовницы герцога. Если попытаться отжать дверь? Он просунул в щель нож, надавил на рукоятку. Дверь не поддалась. Бесполезно – слишком короткий рычаг. Нужен рычаг…

На лестнице послышались шаркающие шаги. Тот, кому они принадлежали, должен вот-вот заметить его… Михаил сунул нож в карман и с видом человека, благополучно решившего вое свои дела, вышел в коридор. Чемодан остался около двери.

Итак, рычаг. Кочергу или топор… Только на кухне можно было раздобыть что-нибудь подобное.

На кухне горел свет. Роза хлопотала около плиты.

– Здравствуйте, Роза, – беспечно сдвинув на затылок шляпу, сказал Михаил. – Не найдется ли у вас какой-нибудь кочерги или стального прута?

– Что случилось, мсье?

– Хочу открыть дверь. Кажется, испортился замок.

– О, минутку, я помогу вам.

– Нет, нет, у вас достаточно обязанностей. Я все сделаю.

– Что же вам дать? – Роза в раздумье оглядела кухню. – О! Это то, что нужно.

Она заглянула в кладовую и протянула Михаилу молоток на длинной железной рукоятке, конец которой был расплющен, загнут и раздвоен в виде ласточкиного хвоста. Обыкновенный гвоздодер.

– Благодарю вас, Роза.

Михаил вернулся к двери. Заглянул на лестницу, прислушался. Воткнул гвоздодер в щель чуть повыше замочной скважины. Нажал. Еще сильнее. Еще… Только бы никто не сунулся на лестницу. Оттуда он как на ладони. Поднимется скандал, последствия которого трудно предугадать.

Будто в ответ на свои мысли он уловил быстрые шаги в коридоре наверху. Он сделал отчаянное усилие, лицо набрякло кровью… Щелк! Дверь подалась. В судорожном стремлении опередить возможного свидетеля он схватил чемодан, втащил в комнату и замер на месте. Шаги равнодушно простучали по лестнице, затихли, заглохли в отдалении. «Ну вот, – пронеслась отчаянно веселая мысль, – я становлюсь специалистом по взлому квартир. Интересно, как бы взглянул на это мой сосед Глеб Яковлевич?»

Михаил прошел в спальню, включил настольную лампу. Шкатулка палисандрового дерева стояла на прежнем месте – на подоконнике.

Михаил перенес ее на стол, осмотрел замок, потянул за скобу на крышке. Шкатулка открылась – она была не заперта. Паспорта лежали сверху. Два серых, эмигрантских вида на жительство. Сенцов Игорь Михайлович, 36 лет. На фото – постриженный бобриком человек с усталыми глазами. Сенцова Юлия Павловна, 27 лет. Полная круглолицая блондинка. А вот и отметка: владелец паспорта подлежит высылке из пределов Франции до 10 сентября 1934 года, после какового срока паспорт считается недействительным. Что ж, высылка так высылка, в его положении не приходится быть щепетильным. Надо лишь избрать приемлемый способ высылки – в этом все дело.

Михаил положил паспорта в карман, подошел к двери, но вернулся. Вынул из деревянного стакана карандаш и написал на обороте старого счета:

«Мадам! Я рассчитываю, что ваше расположение ко мне останется неизменным. Вспомните рождественский вечер. Сожалею, что не застал».

Он положил записку в шкатулку, захлопнул крышку, потушил свет. Теперь уходить. Как можно быстрее уходить. Странно, именно сейчас, когда все сделано, его охватил страх. Не за себя, – за дело, за Лору. В этом страхе содержалось что-то от суеверия. «Вот так оно и бывает, – напряженной струною трепетала мысль. – Когда победа, кажется, в кулаке, на тебя обрушивается непредвиденное. Ведь Шевелев или Черепанов в любую минуту могут пойти проверить, все ли благополучно у Малютина».

Он приоткрыл дверь, огляделся – путь свободен. Небрежно размахивая чемоданом, направился к кухне. В правой руке – молоток. Ждать, когда Роза покинет кухню, он не мог. Оставалось идти напролом. Нахально. Что она подумает – не имело значения. Не имело?.. А если она сразу же обнаружит, что дверь хозяйской квартиры взломана? Вызовет полицию… Нет, по-прежнему каждая мелочь имела значение.

Михаил заглянул в кухню. Роза стояла у плиты к нему спиною, склонившись над огромной сковородой. Дверь в кладовую была наполовину приоткрыта. На сковороде шумно кипело масло. Он мгновенно оценил выгодность ситуации. На цыпочках в два прыжка, наискосок, пересек кухню и скрылся в кладовой. Пронесло! Положил молоток, перелез через кучу угля и выскользнул на волю.

– Лора?

– Я здесь, Жорж.

Он различил во мраке ее белую шапочку. Облегченно засмеялся: белая шапочка, ты настоящий маяк в тумане. Верный маяк. Бросил чемодан, спрыгнул сам.

– Надо поспешить, Лора.

– А этот? – она кивком указала на Малютина – неподвижный черный сгусток на фоне стены.

– Ничего, пусть отдохнет.

Она едва поспевала за ним. А он все убыстрял шаги. Скорее. Скорее… Было бы слишком нелепо налететь на засаду теперь, когда при нем негативы, документы и есть надежда благополучно выбраться не только из Парижа, но и из Франции.

Вот и подвал. Михаил тщательно осветил фонариком углы. Пусто. Наконец-то все опасности позади. Лаврухин просчитался.

Бегом они миновали подвал. Михаил распахнул дверь, шагнул на ступеньку и лицом к лицу столкнулся с лысым, с тем самым, что передал Лаврухину записку. В слабом отсвете фонарей Михаил узнал его. Узнал на какую-то мизерную долю секунды раньше, чем оказался узнанным. В мышцах его жила готовность к схватке, а Ребров (это был он) такою готовностью еще не проникся. Он еще не успел рассмотреть, кто перед ним, когда хлесткий удар тростью по голове опрокинул его навзничь. Трость переломилась пополам.

– Малют!.. Алексей… Сюда!.. – взвизгнул Ребров, схватившись за голову.

Мощным рывком – откуда только силы взялись – Михаил оторвал его от ступенек и, поддав ногою, швырнул в подвал. Схватив Лору за руку, он взлетел по ступенькам, помчался в сторону бульваров.

– Жорж! Чемодан! Он остался там!

– Быстрее, быстрее, Лора… В нем только белье…

На них с любопытством оглядывались редкие прохожие. Кто-то озорно крикнул вслед: