мог сказать, было то вызвано его физическим состоянием или только игрой воображения, но наверняка мог бы сказать, что в происходящем нет ничего здравого и здорового.

«Проклятая тварь!» — бросил он мысленно, хмурым взглядом осматривая пейзаж за окном, и виня во всем то злосчастное чудовище, которое все еще находилось где-то там. «Да и вы, граф, ничем не лучше» — подумав, закончил он, взыскивая с себя за глупость не меньше.

Дыхание сбилось, сделавшись рваным и горячим, а щеки запылали, наливаясь краской. То поднимался жар, более сильный, чем все дни до этого. Иенмар чувствовал злость и досаду, ненависть и безысходность. Как он не старался, он ничего не мог изменить. В голове его роились мысли о службе, о загубленной жизни, об императоре, о семье, чести, долге, магах, противоядиях, — обо всем, но ярче всего оказались мысли о той жуткой ночи и глупой ошибке, породившей всю эту болезненную ситуацию.

Алларанец прикрыл глаза всего на мгновение, чтобы не позволить своему воспаленному сознанию снова взять верх над эмоциями и ощущениями, но оно не унималось. С неба на графа холодно и бесстрастно взирал наполовину заполненный диск луны, отсчитывающей дни до рождения нового Чудовища.