— Анджей, а ты что варишь, никак не пойму? — донимала молоденькая повариха, при этом ставила ногу на маленькую табуреточку, тщательно заправляла носочки в кроссовок, выпятив задницу.

— Ир, как будто я сам знаю, — отбрехивался я.

На второе просто забрал из какой-то кастрюли горку макарон, пересыпал их зажаркой с томатом и, пока тёть Нина куда-то вышла, спиздил из духового шкафа с десяток тефтелек и закинул туда же. Ирка попыталась открыть рот, но Жанка сунула ей под нос «козу» и рявкнула:

— Всё для металла, всё для Победы!

В получившийся супец я нарезал кружками лимон, спизженный тут же, и насыпал с горкой зелени.

— Охереть, тридцать минут! — удивилась Ирка, — только кто этот суп с консервов, кто есть будет?

— А я попробую, Анджей ебани-ка сестре по Хэви-металлу половничек!

Я налил себе и Жанке по порции, насыпал второго только на себя. Металлюга отказалась, и мы прошли в закуток для спасателей.

Слопали, Жанка ещё попросила половничек и сыто рыгнула. Глядя на неё, и Ирка решилась попробовать. И тётя Нина прочухала. Но, думаю, нашим всё равно хватит.

Я немного подрасслабился и, пока поварские девчата вяло ругались между собой, ещё настругал капусты. Заправил луком, подлил уксуса и постного масла. Сыпанул сахара и соли и принялся перетряхивать кастрюльку.

— Стой! — вдруг заорала Жанка.

— Чего стой? — не поняла поварёшка Ирка, — Мы никуда и не собирались, если только вечером на пляж. Да, Анджей? — молодая повариха вопросительно посмотрела на меня и облизнула губы. Был бы язык подлиннее, подхватила бы макаронину с подбородка (которые, кстати, якобы не ела).

Да с хрена ли я собирался вечером на пляж?

— Дура, что ли? — бросила Жанка и повелительно махнула рукой, — Тише, уебаны, походу Пьеро идет!

Дверь в наш закуток распахнулась.

— Привет, Зин, как ты? — заорали одновременно обе девчонки.

Бля, реально Пьеро! В проёме двери стояла очень высокая девчонка, с таким нихуёвым каре под Мирей Матье. И, честно говоря, обалденно красивая, высокая, с узенькой талией и большими чёрными глазами. Ей реально нацепить шутовской балахон, дать мандолину и пусть голосит:

— Тёмной ночью в небе одна, так соблазнительно светит луна!

Зина окинула всех томно-печальным взором, вздохнула и, сев на край лавочки, сказала:

— Блин, ддевчат, вы такие весёлые, я вечно вам всё порчу, извините меня.

Девчата, и поварёшка, и металлюга начали быстро балаболить и убеждать Зинку-Пьеро, что она ничего не портит.

Зина улыбалась уголком губ и понятливо кивала. Её взгляд проскользнул по столу, остановился на мне. Фуух! Вылупилась на кастрюлю с капустой в моих руках.

Бля, снова подняла глаза и вылупилась на меня.

— Беги, нахер отседа, — толкнула меня в бок Жанка.

Зинка зажгла где-то внутри своих чёрных глаз непонятную хуйню, и я открыл рот и, глупо улыбнувшись, пробормотал:

— Привееет!

Пьеро-Зинка чуть опустила глаза, а потом стрельнула по мне с такой блядско-миленькой улыбочкой, что у меня ноги чуть не подкосились. Мадонна! Какого хера ты ещё кому-то уроки давала, кроме меня?

Всё положение спасли пацаны с левой вышки. Завалились и стали орать, что эту херню они жрать не будут и сколько можно терпеть! Жанка утащила Зинку, Ирка, хмыкнув в мою сторону, сверкнула жопкой под прозрачным халатом и сьебла на кухню. Пацаны с левой вышки сожрали по две тарелки первого и, замолотив второе с капустой, хлебали компот с алычи, сыто порыгивая.

Я же ебанул на выход под прикрытием «Жанны, которая из тех королев».

Выбежал через ворота и счастливо вздохнул. Как-то уж непонятно напрягла меня эта Зина. Ведьма, походу!

— Не ведьма я, — сказала Зина, которая хер пойми как оказалась за воротами, и стояла, облокотившись спиной на забор, выставив под жаркое небо Архипки неплохие такие сиськи.

— А... эээ, — только и смог ответить я.

— А какого цвета у тебя глаза? — в лоб пизданула Зина-Пьеро и внезапно оказалась возле меня.

— У меня брови красивые и знаю Атанаса, — только и смог ответить я и позорно капитулировал, убежав в сторону вышки.

— Не наговаривай на себя, — донеслось мне вслед.

— Бля, что это было, что это было? — бормотал я себе под нос, огибая пляжников и перепрыгивая детей.

Я поменял Карпыча на вышке и предложил ему всё-таки сходить перекусить.

— Да, левая вышка говорит, что очень сегодня вкусно, Ирка-повариха постаралась! — согласился Миша и, отдав мне пару указаний, на одних руках спустился по трапу с балкончика.

Я, оставшись в гордом одиночестве, принялся наблюдать за акваторией. Народу чуть поменьше, опять жрут на лежаках и в кафешках. Я, от нечего делать, перекинулся парой слов с Электрониками, дежурившими в акватории, потом поискал в записях Минаева. Хоть и старьё и здесь не Крым, но пусть повеселит народ «Братцем Луи».

А вот интересно: смотрю в бинокль, возле якоря девчата в купальниках пляшут, возле нашего пирса кто-то вяло подпрыгивает, дети, вон смотрю, под навесом под музыку бесятся. А чего дискотеки только по вечерам? Наверное, из-за того, что жарко. Хотя под навесами можно было бы покрутить задницей в прохладе.

Так, размышляя, я встретил Карпыча, пришедшего с обеда с какой-то книжкой в руках.

— Марк Твен, — потряс он книжкой в воздухе, — на лежаках кто-то оставил. А книжка хорошая, и про Тома есть, и про Чука, который коряк!

— Про какого Чука, кто коряк? — я вообще не понял, о чём рассказывал мичман.

— Ну или карел, кто он там, — отбрехался Карпыч, присаживаясь с книжкой в удобное кресло.

— Погоди, может быть, Гек Финн?

— Ой, какая хер разница, чухонец он и есть, — высказался мичман и продолжил, — щас в администрацию заходил, ты с кормы нашей вышки заходил за забор?

— Да нет, там же лежаками, столиками и зонтами старыми всё завалено, хрен зайдешь.

— Ну, вот задача и прилетела. Сейчас Руслан на «шишарике» подъедет, будешь загружать. Чем быстрее справишься, тем быстрее отдыхать свалишь! — обрадовал меня шеф.

Ну классно! Давно хотел по послеобеденной жаре потаскать всякую ненужную хрень. Руки прям чесались (ирония).

А там забор минимум пять на восемь метров. Да ещё под навесом. Ещё фонтанчик сломанный стоит. И пара куч, метра по два высотой,