губкоме партии ко мне обратились за содействием. Чтобы с верными боевыми товарищами отыскали мы иуду и передали для суда. Я к тебе первому обратился. Поможешь со своими бойцами?

– Парнишек молодых в это опасное дело совать неслед, – отрицательно мотнул головой Письменнов. – Надо нашу старую гвардию взять. Тех, кого и Ленков могет знать. Вот мне Гоха Бурдинский говаривал давече, что ещё до революции Коську этого знал.

– Ну а что… Егор – мужик боевой. Втроём и пойдём. Тут как раз сегодня может встреча и состояться…

– Своего адъютанта ещё возьму, парень крепкий, смекалистый…

– Вот и добре… Но в лобовую атаку, Николай, не пойдём. Пригласим Костю, если сегодня заявится, на партизанскую встречу…

– Чево там приглашать! Закрутим салазки, а потом видно будет!

– Ты не загадывай! Как один придёт, а как нет…

– Ладно, поглядим… Когда сбор, где?

– Давай без четверти четыре, подходите к харчевне кривого Ибрагима на старом…

– У турка? Знаю! Жди.

– Слышь, Николай, ты это… Своего адъютанта пришли ко мне на квартиру часика в два, обговорю с ним возможные варианты. Мы с ним в харчевню придём первыми, а потом и вы с Егором нагрянете, как бы случайно.

– Ладно, давай так. Лёшка! Лексей, мать твою! Где тебя черти носят? – прикрикнул Письменнов на вбежавшего письмоводителя, а проще говоря, писаря дивизиона, которого Письменнов считал исключительно своим адъютантом.

– Лексей, перед тобой легендарный партизанский герой-командир Пётр Афанасьевич Аносов! А ты, Пётр Афанасьевич, рукой-то не маши! Пущай знают, а то средь мирных буден вся героика боёв прахом пойдет. Дай бог, Лёшка, штоб и ты был в жизни таким же богатырём! Ладно, слушай боевое задание…

Ещё до обеда в налоговом управлении Лёшка разыскал Георгия Бурдинского, ранее воевавшего с Письменновым в маккавеевском партизанском отряде, а теперь работающего уполномоченным по сбору госналогов, передал тому просьбу командира встретиться у него на квартире в половине третьего.

К назначенному времени в квартиру Письменнова ввалились двое – Бурдинский и общий знакомец, член Учредительного собрания ДВР Наум Тащенко, бывший командир Ононского партизанского отряда, ныне живущий в Усть-Иле, но в Чите – частый гость.

– Ба, сколько лет, сколько зим! – сжал в крепких объятьях старого боевого друга Письменнов. – Надолго в Читу?

– Да я тут уже, почитай, неделю. Не могу выходить в Нарсобе деньжата одне. Егорка, вона, как депутат, помогат…Как получу, так хочу плуг купить! И обратно тады подамся.

– Чего ж глаз не казал?

– Так ить закрутило-завертело в сутолоке городской, – хитро промолвил Тащенко, подмигивая Бурдинскому и посмеиваясь.

– Небось спиртишка попили вволю! – засмеялся Письменнов.

– Не без этого!

Теперь смеялись все трое.

За чаем Письменнов посвятил Бурдинского и Тащенко в задумку. Выслушали молча, но вид у обоих был ошарашенный. Письменнов даже пошутил над друзьями, дескать, неужто забоялись, орлы партизанские. Оба тут же запротестовали, однако без воодушевления, которое Николай рассчитывал у них увидеть. Даже показалось, что с неохотой согласились сопровождать его к «турку».

Письменнову, конечно, тоже было не по себе от возможной встречи с главарём шайки, запугавшей всю Читу. Этим он и объяснил себе реакцию друзей…

Как и было условлено, Аносов с письмоводителем Алёшкой пришли к Ибрагиму загодя. Тот сразу закивал им, указывая на комнатку за пологом. Ждали недолго. Резко откинулась занавеска, и появился Ленков. В военной форме, при шашке и револьвере в кобуре.

– Здорово, командир!

Глава тринадцатая

1

Ленков резанул взглядом по притихшему Алёшке.

– Кто такой?

– Здравствуй, Костя, – степенно ответил Аносов, жестом пригласил присаживаться. – Это, брат, свой. Адъютант Письменнова Николая. Он тоже обещался быть…

– Чего звал, Пётр Афанасьич? Какое дело до меня?

– Узнаю, узнаю! Как был нетерпелив, так и остался, – неспешно пробасил Аносов. – Садись. Поговорим, партизанство наше вспомним… Алексей, поторопи Ибрагима с закуской…

– Не надо, я ему уже сказал, – остановил Ленков, так и оставшись стоять, только глаза скосил в окно. Как раз напротив окна дымили цигарками трое в военной одежде с револьверными кобурами у поясов. Письменнов и Алексей тоже посмотрели на них.

– Это мои, – недобро усмехнулся Ленков. Придерживая шашку, сел на лавку, вольготно откинулся к стене. – Так что же за дело, командир?

Но Аносов ничего не успел сказать, потому как в комнатку ввалились Письменнов, Бурдинский, Тащенко и сумрачный Ибрагим с подносом, уставленным чашками и плошками со снедью. Следом с большим блюдом нарезанного хлеба бочком протиснулся Турсун, брат хозяина харчевни. Шумно поприветствовав Костю, троица долго усаживалась, передавала друг другу закуску.

– Лешка, – скомандовал Письменнов, – а ну-ка, дуй ко мне на квартиру за бутылкой!

– Есть, командир! – парень вскочил и скрылся за дверью.

Тут же меж занавесок выглянула рожа Ибрагима. Но Ленков сделал рукой небрежную отмашку, хотя глянул на Письменнова подозрительно:

– Зря послал, беленькая и у Ибрагима есть.

– Ничо, лишня не будет! – засмеялся Бурдинский. – Чо ты, Костя! Кады ишшо так бы собралися… Мне вона, давеча как Колян-то сказал, мол, де, партизанское братство собиратся, так я и в голове не держал, што и ты нарисуешься. От интересно-то!..

Письменнов и Тащенко недоумённо посмотрели на Бурдинского. «Чего это он забодяжил? – удивленно подумал Письменнов. – Как будто у меня в квартире не про Костю базарили. За тем и пришли, твою мать!.. Ну, Гоха…»

– Так чего ж вызывал, товарищ командир? – вновь спросил Ленков, пристально глядя на Аносова.

– Чего позвал-то? – переспросил Аносов и поглядел в окно на троицу ленковцев. – А че, Костя, забоялся ты нашей встречи али как? Смотрю, войско целое подогнал на стариков.

– Какие вы старики, чо молоть-то зазря!

– Но с тобой тягаться – куда с добром. Револьверы, шашка, вон, заправдашняя…

– Скалиться и я горазд! – Ленков отпрянул спиной от стены, сел ровно. – Ну, чего хотели, товарищи партизанские начальники?

– Торопишься? Ну и мы тянуть не будем, – решительно сказал Аносов. – Ты, Костя, меня знаешь – всегда всё прямо и в глаза. Так, вот… Не надоело тебе волчарить, а?

– Во! Так и думал! На сознательность пробивать пришли! – засмеялся Ленков. – Сильны, мужики!

– А чо, Константин, – как-то жалостливо, просяще проговорил Наум Тащенко, – покаялся бы, совесть не мучал, а?

– Мужик ты ещё молодой, всё в жизни наверсташь! – поддержал Письменнов. – Че страхи разводить да детей сиротить. Завязывай, Костя!

– Да… – протянул Костя. Он медленным взором обвел собравшихся, встал, придерживаясь за край стола, помолчал мгновение и – весело тряхнул головой, да так резко, что чуть картуз военный с кудрей не слетел.

– Ну, проняли, проняли! Наливай, Наум! Выпьем за новую жисть! Ибрагим! Тащи бутылку!

«Турок» с откупоренной «Чуринской» словно за занавеской стоял.

Наум суматошно бросился разливать по стопкам.

Ленков