как ни стыдно это признавать, это очень мощное чувство. Мы хотим получить признание!

В Торе, кстати, есть целый раздел, посвященный этой проблеме. Древний философ Маймонид в своде законов «Мишне Тора» выделяет восемь уровней благотворительности[183]. Один из самых высоких — анонимно давать деньги людям, которых вы не знаете (при условии, что они нуждаются в них и достойны того). Чуть ниже по списку — давать анонимно людям, которых вы знаете, и до того, как вас попросят. Самый низший — проворчать «Вот, ВОЗЬМИ», — и бросить мелочь голодающему ребенку. Давая 27 центов на чай, я был всего на один уровень выше этого: «Давать меньше, чем могли бы, но с радостью и улыбкой». (Еще раз скажу, что чаевые в Starbucks не были «благотворительностью», но специфика действия здесь менее важна, чем желание получить признание.)

Один из самых высоких уровней благотворительности (предпоследний) — «анонимное пожертвование анонимным людям». Это значит, что, если мы даем большую сумму, скажем, движению, борющемуся с бедностью в сельских районах Арканзаса, мы должны делать это анонимно. Но анонимность (возможно, с точки зрения этики полезная для нас) влияет и на других людей, которые видят в списке доноров только «анонимов». Может, это и хорошо. Возможно, анонимность дает понять, что пожертвование было, как сказал бы Тит Нат Хан, осознанным и люди делают его, вдохновленные исключительно актом пожертвования ради пожертвования, а не для признания или гордости. Но многие — здесь я буду говорить за себя — смотрят на слово «аноним» и думают только одно: Кто это вообще?! В Лос-Анджелесе есть музей, в который мы водили наших детей, когда они сводили нас с ума и у нас заканчивались идеи о том, как их развлечь, и там на стене висит список тех, кто жертвовал музею десятки миллионов долларов, и некоторые доноры анонимны. Я ничего не могу с собой поделать — я хочу знать, кто это! Я не знаю почему. Отчасти потому, что у меня есть подозрение, что деньги от этих людей посетители музея Лос-Анджелеса сочли бы нежелательными… отчасти низкопробные сплетни о том, кто же мог набрать такие деньги… и отчасти просто здоровое любопытство. Кто же сделал это доброе дело?

В этом суть такого контраргумента анонимному пожертвованию: сколько дополнительной радости принесли известные люди — Джордж Клуни, Опра или Леброн Джеймс, — которые публично объявляли о пожертвованиях? Насколько больше внимания привлекли эти случаи, потому что о донорах было объявлено публично? Безусловно, много. И это необязательно должны быть известные люди: если мы пожертвуем 1000 долларов на борьбу с бедностью в сельских районах Арканзаса, а наши друзья, коллеги и члены семьи увидят, что мы сделали, то, возможно, это вдохновит их на подобный поступок. Должна быть золотая середина между «оставайтесь анонимным» и «опубликуйте селфи, где вы подписываете чек, с хештегами #якрутой, #ялучшечемты и #офигетькакойщедрый».

1:0 в пользу утилитаристов!

Нельзя отрицать, что в анонимном пожертвовании есть что-то хорошее, чистое и осознанное, что стирает всё, кроме самого акта. Честно говоря, меня больше привлекает гуманистическое буддийское объяснение правильности анонимности, чем подход Канта с «правилами и предписаниями». Я долго думал об этом, но мой внутренний утилитарист взял верх. (Видите? Я же говорил, что не гожусь в приверженцы Аристотеля!) Цель благотворительной деятельности — передать максимум денег от людей, у которых они есть, людям, в них нуждающимся. Часто средства нужны в довольно сложных ситуациях: для оказания помощи в случае стихийных бедствий, обеспечения пострадавших продовольствием, жильем или лекарствами. И требование чистой мотивации в сфере, где не должно быть ограничений, кажется ограничением. Иными словами: мне все равно, почему вы даете деньги, пока вы их даете (в разумных пределах, конечно; подробнее об этом через секунду). Стремление утилитаристов к преумножению добра становится выигрышным в этой гонке.

Приведу пример. Однажды я присутствовал на модном благотворительном мероприятии, где каждый год чествовали какого-нибудь голливудского магната. Смысл был не в том, чтобы наградить магнатов за отличную службу делу, поскольку многие из них до этого момента вообще не имели отношения к благотворительной акции. Идея мероприятия состояла в том, чтобы заставить почетного гостя использовать свои власть и влияние, чтобы мотивировать других людей в Голливуде жертвовать деньги. Если Скотт «Торговец силой» звонит людям и говорит: «Не хотите ли забронировать столик на благотворительном ужине в мою честь?» — все говорят «да», поскольку им льстит, что к ним обратился сам Скотт, а еще они хотят похвастаться перед сверстниками, что они со Скоттом старинные друзья. («Мы знакомы всю жизнь, — хочется им сказать, — и мы в выходные встречаемся на благотворительном мероприятии».) В год, когда я был там, чествовали влиятельного импресарио, назовем его Джошем. Я спросил друга, тесно сотрудничавшего с благотворительной организацией, почему Джоша выбрали в качестве почетного гостя, и он объяснил, что годом ранее они приглашали Грега, давнего соперника Джоша, и собрали рекордную сумму денег. Теперь они решили, что если окажут честь Джошу, то сработает соревновательный инстинкт и он попытается превзойти соперника. «И как, сработало?» — спросил я. Мой друг засмеялся и сказал, что когда они позвонили Джошу, то еще до того, как они полностью озвучили свою просьбу, тот рявкнул: «Сколько Грег собрал в прошлом году?!» Он сразу согласился стать гостем и решил собрать больше. И добился своего.

Если рассматривать сбор денег на благотворительность как способ «превзойти соперников и стать первым среди альфа-самцов Голливуда», то это… не идеальный вариант. И такая позиция была бы довольно низко в списке Маймонида, а также, безусловно, не прошла бы тест Канта. Кроме того, она о-о-о-о-о-о-очень далека от буддийского состояния осознанности. Но я думаю: кого это волнует? Джош собрал миллионы долларов на благое дело, и если вдобавок он потешил свое эго, то почему нет? Но благотворительность в современном мире — игра чисел: в ней нуждаются миллиарды, а деньги сосредоточены в руках немногих. И когда мы говорим об игре чисел, у утилитаризма появляется огромное преимущество перед любой другой этической теорией. Если игнорировать всё (в разумных пределах), кроме результатов, то есть собранной суммы денег, и тогда мир станет более справедливым, меня это устраивает.

Сейчас многие специалисты по этике будут насмехаться. «Да ты издеваешься», — скажут они. Весь смысл этики в том, чтобы провести грань между лучшим и худшим поведением, и, если вы игнорируете причины, по которым люди ведут себя именно так, вы вообще не «думаете об этике». Но давайте