руси слишком много потрясений, потерь и бед, – хотел сказать ему Торлейв, но не успевал подобрать слов для скачущих мыслей. – А останься он в живых, сбереги удачу Святослава – нас ждет большой поход на восток. Там любой из нас может погибнуть: Игмор, Святослав, я сам. Но мы погибнем с надеждой на завоевания и вечную славу. А не как сейчас – в этом лесу, на границе темного света…»

– Что ты замолк? – одновременно крикнул со стены Игмор. – Услышал вызов, так сам испугался? А куда как бодро вы лаяли вдвоем! Ладно, если вы так меня боитесь, я согласен биться с вами двумя одновременно. Если вы выйдете на меня вдвоем, вам не будет так страшно, чтобы порты намочить и на мокром поскользнуться, а?

– Отвечай ему что-нибудь! – негромко, с досадой воскликнул Бер.

– Берси! – Не обращая внимания на Игмора, Торлейв повернулся к брату и встал перед ним, так близко, чтобы только видеть его глаза. – Мы примем вызов, но мы не должны его убивать. Если мы убьем его и погубим Святослава, русь ждет слишком много бед. Не будет похода на кагана, я никогда не увижу Арран, не увижу места, где погиб мой отец. Единственным законным князем всей руси останется Ярик, а ему всего шесть лет. У вас в Хольмгарде уже есть свой князь, сын Малфы. Русь развалится на части. Его сыновья от разных матерей ополчаться друг на друга, дойдет до того, что мы с тобой будем принуждены воевать между собой. И эти беды мы с тобой создадим своими руками. Давай пообещаем ему жизнь.

– И оставим Улеба неотомщенным? – Бер, несколько снизу, бросил на него яростный упрямый взгляд.

– Мы… то есть ты уже убил троих. Но мы ведь не отказываемся от мести. – Торлейв еще придвинулся и зашептал. – Мистина дал Святославу обещание не искать мести, но он не отказался, а только передал ее в руки богов. И это верное решение – защищая Игмора, Святослав глотает стрелу, он сам сберегает залог своей будущей гибели. Он не уйдет от своей вины, но мы с тобой не станем брать на себя этот груз. Это стало бы нашим проклятьем, и мы передали бы его детям.

– Оставить месть богам – это у вас, у христиан так принято, я слышал? – язвительно ответил Бер. – Можешь отойти в сторону, если тебе вера мешает, я сам с ним разберусь!

– Нет, Берси! – с мольбой продолжал Торлейв, слегка касаясь его плеча. То, что Бер смотрел на него почти с такой же злобой, как на самого Игмора, ранило его, но он был уверен, что нашел истинный путь, хоть это и причиняет боль ему самому. – Улеб тоже был христианином. Христиане не рождаются заново, поэтому и месть за них не имеет смысла.

– Месть имеет смысл для чести оставшихся в живых! – Бер отодвинулся, чтобы сбросить его руку. – Я от своей не отступлю. Не для того я погода гонялся за этим угрызком, чтобы пятиться, когда он наконец-то загнан в угол!

– А как же Дединка? Если мы не пообещаем ему жизнь, он вовсе не будет драться, и она погибнет там вместе с ним! Сейчас нужно вызволить ее, а чтобы разобраться с Игмором, у нас будет потом вся жизнь! Ну, Берси, у тебя ведь тоже есть невеста, ты не можешь быть таким жестоким, когда от тебя зависит судьба девушки!

Бер отвернулся, тяжело дыша. Его бесила мысль о пощаде для Игмора, но он видел, что для его брата эта пощада жизненно важна.

– Так она… это твоя невеста? – пробормотал он. – Ты не сказал. Я думал, ты так просто…

– Я сам не знал, – выдохнул Торлейв, боясь спугнуть намек на согласие.

– Этот ётунов пес хочет отдать ее Святославу.

– Святослав ее не получит, клянусь Фрейром, Ньёрдом и всемогущим асом! Уж эту девушку Святослав у меня не отнимет!

Бер наконец взглянул ему в глаза. Он отметил слова «уж эту девушку», намекающие на то, что какую-то другую девушку Святослав уже у Торлейва отнял. Эту часть приключений Малфы они не обсуждали, и Бер до сих пор не знал, что пару лет назад Торлейв хотел на ней жениться, но потерял ее, когда того же пожелал Святослав. Однако Беру необязательно было влезать в чужие тайны, чтобы понять, чего требует от него долг родства и дружбы.

Несколько раз он глубоко вздохнул.

– Я очень любил Улеба, – безразличным голосом сказал он, глядя куда-то в елки. Если бы в елках было кому встретить его взгляд, то было бы заметно, что его светлые глаза влажно блестят. – Но вот в чем дело… тебя я тоже люблю. Будь по-твоему.

– Берси!

Торлейв порывисто обнял его, но Бер тут же высвободился с видимой досадой. Еще чего не хватало – двоим парням обниматься на глазах у собственных отроков и у Кощея, смотрящего на них с высоты своей твердыни!

Глава 8

– Бросим жребий? – предложил Бер.

– Давай я выйду, – попросил Торлейв. – У тебя их уже трое…

– Но ты же все равно не собираешься его убивать!

– Я его лучше знаю.

С этим Бер не спорил, и они стали ждать, пока Кощей спустится с вала. Тот вышел, и на уровне земли являя собой зрелище внушительное и пугающее. Игмор снова надел свою рогатую личину; шлема у него, должно быть, нет, отметил про себя Торлейв. Кольчугу под кафтан, скорее всего, Игмор надел в тот вечер, когда его братия отправилась убивать Улеба, но шлема никто из них, конечно, не мог взять, чтобы не выдать жертве свои намерения. И хотя с тех пор беглецы разжились кое-каким имуществом, такую дорогую вещь им было раздобыть негде.

На ходу Игмор опирался на копье, но избавить его от заметной хромоты подпорка не могла. Хромота служила таким ясным знаком принадлежности к тому свету, что не только отроков-смолян, но и Торлейва пробрала дрожь. Напрасно он напоминал себе, что это чучело – Игмоша, сын Гримкеля и Жельки, знакомый ему с самого детства, тот, кого он помнит горластым, круглощеким, вечно лохматым мальчишкой на четыре года старше. Когда-то это был «просто Игмор». Но, стило ему впустить в голову замысел сгубить Улеба, в человеческой крови его проступили черные струи Кощеевой крови. Или эти черные капли и раньше в нем были? Ведь если Игмор считает себя тоже сыном князя Ингвара, значит, Улеб и ему, в его глазах, был братом! Нет сильнее ненависти, чем та, что рождена завистью к брату, схожему с тобой по рождению,