Светка, сидевшая за уютным столиком в углу «Морского зала», сосредоточенно доедала уху. Весь стол был уставлен тарелками, тарелочками, плошечками и салатничками. Судя по масштабам стихийного бедствия, стресс у подруги случился нешуточный.

— Мне кофе гляссе, Сэма и чизкейк, — взглядом ещё раз окинув их стол, Ева трезво решила, что может смело подругу объесть. Светке только на пользу.

— И два виски со льдом, — доедая уху, буркнула нимфа. — Мне очень нужно напиться, предаться разврату и утром страдать.

— Можно я соскочу с этого поезда? — Ева тихонько спросила. Не то чтобы очень надеялась на позитивный ответ, но попробовать стоило.

— Нет! — последовал вполне ожидаемый и категоричный ответ. — Тебе тоже расслабиться не помешает, подруга. Ты стала какая-то странная.

Возражать не хотелось. Ева вдруг ощутила, что ужасно, невероятно устала. Напиться? Отличная мысль. Второй раз в пусть и недолгой, но очень насыщенной жизни. Самое время. Решительно к себе пододвинула баклажанный салат, девушка приготовилась слушать очередную историю горькой любви.

Подруга с детства была очень цельной и страстной натурой. Натуральная платиновая блондинка внешностью обладала весьма примечательной. Лицо мраморной античной богини, тонкая красота которого подчёркивалась огромными, медового цвета, глазами. Изящные руки, точёные лодыжки, и воистину фундаментальные формы всего остального. Пышная, сдобная, аппетитная, кустодиевская красота.

Светка одним только долгим и многообещающим взглядом заставляла абсолютно любого мужчину выпячивать впалую грудь и следовать зову инстинктов. Мужики на неё реагировали, как на факирову дудочку глупые кобры. Только Канин, пожалуй, не поддавался её обаянию, говоря, что у всех ведунов устойчивый иммунитет к нимфовским феромонам.

Все истории Светы были похожи одна на другую, как капли дождя. «Она его за муки полюбила, а он её за ноги и за грудь», — как метко их определил тот же Канин. Ева слушала краем уха подругу, задумчиво ела, прихлёбывая из стакана гремучее пойло со льдом, и ловила себя на одной странной мысли.

Впервые за три долгих года, прошедших с момента её заселения в доставшейся по наследству квартиру, русалка хотела домой. До сих пор никогда её не тянуло в холодные, гулкие стены, хранившие память о старых владельцах. Временное пристанище, не желающее стать Еве домом. Что же вдруг изменилось?

— Ты что ли влюбилась? — подняв взгляд загадочных глаз, Светка вдруг Еву спросила.

Та поперхнулась закуской.

— Сдурела? Вообще не смешно! В кого, в рыбку аквариумную?

— У тебя новый жилец, а ты о нём скромно молчишь. Смотришь на телефон, явно нервничаешь и ещё кое-что…

— Фантазерка… — Ева поморщилась, хлебнув сладкий кофе. Выпитый виски приятно разлился по венам, выгоняя остатки промозглого холода. — И что же ещё?

— Ты снова забыла, я ведь немножечко пифия. Не то чтобы вижу грядущее, так… чувствую.

— В личной жизни тебе это не помогает, — зло ухмыльнулась подруга.

— Зря ты ёрничаешь, — Светлана нахмурила мраморный лоб, задумчиво рассматривая кубики льда в опустевшем стакане. — Любовь твоя стоит на пороге, моя золотая. Держи её, не упусти…

_______________________________________________

*Virginem innocentem videns, Matrem Dei voca. (лат.) — Увидев невинную деву, зови её матерью бога.

9. Интоксикация

«Тот здоровья не знает, кто болен не бывает.» В. И. Даль «Пословицы русского народа»

— А ты не алкоголичка случайно? — стоявший впотьмах коридора Змеёныш выглядел странно.

В одних спортивных штанах, сиротливо повисших на острых косточках тощих бёдер, босиком и всклокоченный так, как будто его буйной головушкой мыли площадку в подъезде.

Эта мысль показалась вдруг Еве настолько смешной, что она звонко расхохоталась. Змеёныш шарахнулся, как от злобного привидения. Плечом стукнулся о косяк и зашипел громко от боли.

Всласть отсмеявшись, Ева медленно выпрямилась. К горлу вдруг подкатила вязкая волна горечи и тошноты. Вот не стоило есть ей те блинчики с мясом. Коньяк после шампанского тут не при чём. Или шампанское после виски? Она уже даже не помнила.

— А ты что тут делаешь? — спросила сурово, как ей показалось.

Язык ворочался с невероятным трудом.

— Прячусь от правосудия в доме преступной сообщницы… — он усмехнулся невесело, глядя ей прямо в глаза. — Женщина, а давай-ка я донесу тебя до кровати. Боюсь, что…

Закончить она не дала, махнув в его сторону стащенным с головы пёстрым платком. Ещё чего! Она и сама с собой справится. Только вот стену поймает куда-то бегущую. И вешалку у двери.

С огромным облегчением избавившись от сапог, Ева шагнула вперёд. Ноги предательски подкосились, колени вдруг подогнулись, и русалка с ужасом обнаружила свои ладони, уже подпиравшие обшарпанный серый паркет.

— Говорю же! — сильные жёсткие руки её подхватили, не дав полу встретиться с носом. — Ну отчего ты такая упрямая?

— Жизнь закалила… — тошнота подступала всё выше. — Отнеси меня в туалет.

— Твою бабушку санитаркой в педиатрию… — прошипел мрачно Змеёныш и не послушался.

Легко, будто драную кошку пронёс по сумраку коридора и уложил на скрипучий диван в её комнате. Потом на секунду исчез, но тут же вернулся уже со старым ведром, тазиком, банкой воды и полотенцем. Ева было хотела над ним посмеяться, обсудить этот глупый предметный набор, но не успела. Накрыло.

Острая боль в висках, тупые удары по затылку, грозящие проломить тонкий череп, дрожащие руки. Спазм, в тазик вывернувший всю её душу, раздиравший желудок на липкие части. Скользкое, пьяное марево серым туманом закрывало сознание, облепляло, не отпускало. Приступы рвоты, короткие облегчения, в окнах которых мелькало Змеёнышево озабоченное лицо. Тазик, ведро, унитаз. Снова тазик. Стакан ледяной минералки. Ева мысленно удивилась ему. Откуда в её холодильнике минералка?

Снова тазик. Опять унитаз. И уверенные движения сильных рук, её обтиравших, удерживающих от падения, крепко подхватывающих на лету. Сколько времени это длилось? Она счёт потеряла, между припадками погружаясь в вязкий туман марева снов. Там снилось ей зеркало, тёмное, мутное. Почему-то покрытое инеем. И никаких больше звёзд…

— Тебе нужно поесть. — пелену сна разорвал тихий голос, и перед глазами явился маленький стаканчик йогурта с торчащей в нём чайной ложкой. — Я покормлю, только рот открывай.

Открыла глаза окончательно. Ночь. Ева лежит на диване. На ней натянута чёрная чья-то футболка с какими-то кислотными надписями и черепами. На столе горит лампа, старое кресло придвинуто к изголовью. В нём сидит мрачный Змеёныш и терпеливо протягивает ей стаканчик.

— Какой теперь день? — прохрипела, пытаясь подняться и сесть. Голова снова предательски закружилась.

— Третий.