несколько дней, — ужаснулась я, приоткрывая папку, словно она была ящиком Пандоры.

— Не могу ничем помочь, — развернулась секретарша и потопала в свой кабинет, а я осталась сидеть на своем месте, в полнейшей панике вцепившись в волосы.

Ну, гад!

Ну, погоди!

Скрипнула зубами, отодвинула в сторону свою текучку и принялась за работу, перелопачивая тонны информации и подгоняя графики и таблицы под удобоваримый вид. И такое во мне росло возмущение!

Пока коллеги вставали со своих мест, пока покидали просторный опенспейс, пока за окном садилось за кривой горизонт августовское солнце. Пока сам биг-босс ровно в девять вечера наконец-то не покинул свой кабинет.

О, я его ждала! Потому что внутри меня, словно в жерле вулкана уже во всю бурлила лава. А при виде его довольной физиономии меня окончательно переклинило и произошло извержение.

— Ах, какая смекалка, ум и сообразительность, — язвительно, но со смешком произнесла я, тем не менее, не отрываясь от монитора.

— Ты со мной разговариваешь?

— Нет, с тумбочкой, — огрызнулась я.

— М-м, ну ясно. Если не справляешься, то так и скажи, не надо выставлять меня самодуром, — медленно подошел к моему столу Хан и облокотился на перегородку, дотрагиваясь руками до нежных роз.

— Позвольте предупредить, смерть от разочарования ужасна мучительна, — фыркнула я.

— Что-ж, как знаешь. Значит, паши дальше. Все лучше, чем…

— Чем что? — подняла я на него глаза и почти тут же получила ментальный удар под дых.

Боже, ну почему он такой? Тако-о-о-ой!!!

— Чем влезать в чужие пары! — неожиданно рявкнул он и рассек воздух ладонью.

— Занятная шарада! Но простите, разгадывать ее не буду — очень занята, — и потрясла в воздухе папкой с «Соло-ГК».

— Дуру из себя перестань корчить, тебе не идет!

— М-м, еще что скажете?

— Думаешь, я не в курсе, что Гордеев живет с Толмацкой, м-м? Она вообще в курсах, что ты «детка», которой каждый день ее парень дарит цветочки с конфетками, — и я тут же сглотнула горький ком.

— Так вот вы, что обо мне подумали, — задохнулась я от обиды.

— А что не так? Это же ты трешься вокруг Стасика, как последняя дрянь!

— А что, надо вокруг вас тереться, Марк Германович? Тогда будет все в порядке и домой я буду уходить вовремя? Я права? — уже змеей шипела я.

— Таня, — угрожающе зарычал Хан.

— Ах, так значит я права. Ну, просто восторг! А что будет, когда я не соглашусь на ваши условия? Снова мне бабки предложите за благосклонность? Или вы уже пережили свои тупые юношеские порывы?

— Замолчи.

— А я не буду! — откинула от себя папку и встала на ноги, — Рабочий день закончен, болтаю, что хочу. И вообще, раз начали вынюхивать про меня гадкие подробности, то вот вам еще одна — Арина в курсе. Ясно? Надо будет, так мы и шведской семьей счастливо заживем и вас не спросим. Все! До свидания!

Рухнула в кресло и прикрыла глаза. А когда открыла, Марка Хана уже не было в помещении.

— Эпическая дура ты, Танюха, — пробормотала я сама себе, — просто эпическая!

Галочка…

Глава 7. О том, что у всякого есть прошлое и настоящее…

Таня

После ухода Марка Гадовича, я просидела в офисе до двух часов ночи, пока меня не попросил на выход охранник. Упиралась, конечно, но в итоге согласилась, потому как другого выбора мне просто не оставили.

Домой взять работу я тоже не смогла, но и сдаваться просто так не собиралась.

А потому уже в семь утра я была на рабочем месте, как штык, подбивая цифры к чертовому «Соло-ГК». Ничего не видела, ничего не слышала, только стучала по клавиатуре, как одержимая, да изредка совершала марш-броски до кофемашины.

Чуть наизнанку не перекрутилась, но ровно за пять минут до дедлайна я все-таки отправила на почту Хана выполненную работу. А потом откинулась на спинку своего стула, желая сдохнуть прямо здесь и прямо сейчас.

Вокруг меня началась суета — это народ двинул на обед, а я все сидела в своем кресле и понимала, что еще немного и отрублюсь. Три часа сна — это ничтожно мало. А с умственной нагрузкой так вообще катастрофа.

В общем, вырубило меня прямо на столе, а очнулась я только тогда, когда улей вокруг меня снова ожил. Сонно заозиралась, быстро поправила прическу и макияж, а потом подскочила и кинулась к секретарше Хана.

— Алина? — окрикнула я девушку.

— Да, Тань? — приподняла та идеально выкрашенную бровь, лохматую по моде и странно зачесанную кверху.

Боже, бедная бровь!

— Слушай, а Марк Германович по «Соло-ГК» ничего не говорил? — заломила руки, но тут же спрятала их за спину.

— А-а, так его же с утра не было, он в Подмосковье укатил, обещал только во второй половине дня явиться. Так что, можешь не торопиться с правками, — подмигнула мне девушка и зашагала в сторону приемной.

А мне так обидно стало, вот прям аж за ребрами заломило и подбородок предательски задрожал. Пока я корпела над этими глупым заданием, этот самодур спокойно себе спал дома, в мягкой кроватке. А теперь вместо того, чтобы проверять мои труды, просто забил и уехал по своим архиважным делам?

Ну не сволочь ли, а?

Смахнула усталую, злую слезу, развернулась и пошла на свое рабочее место, принимаясь за работу, которая категорически не хотела выполняться.

Меня рубило. Жестко.

Вот прям хоть спички в глаза вставляй. Уже и кофе не помогал. Просто спящая царевна, ни дать ни взять.

Но все изменилось, когда мимо меня прошел некто, кто пах кедром и пачули, а еще немного яблоком и дамасской розой. И все во мне натянулось струной, а сон как рукой сняло. Только заторможенность сознания и легкий шум в голове напоминали, что я слегка не в себе.

— Таня, зайди ко мне минут через пятнадцать, — на ходу произносит мне босс, а я только киваю и все вдыхаю в себя его запах, понимая совершенно точно, что он меня бесит точно так же, как и этот мужик.

Выдыхаю вымученно, но все-таки делаю, как он просит. Прохожу мимо секретаря, ловлю ее кивок и двигаю дальше, а потом буквально падаю в кресло и поднимаю на Хана глаза.

Не брит. Помят. Глаза красные. Ну все, сейчас будет мне кровь пить.

— Добрый вам день, Марк Гад…Германович, — быстро поправляю я себя, растягивая губы в вымученной улыбке и закидывая ногу на ногу.

Хмыкает, трет указательным пальцем переносицу, тихо смеется.

Смеется, собака сутулая! Весело ему! Ну вы только посмотрите.

— Справедливо, — выдает он и