подальше от Винтерхейвена. Подальше от всех этих воспоминаний о Шайло. От взглядов людей, которые не хотели видеть меня здесь.

Энергия пульсировала в моих мышцах, разливалась горячими толчками под кожей, требовала выхода.

Я сел на пол, прислонившись спиной к стене, достал телефон и был готов продать душу, если потребуется, лишь бы снова выйти на лёд.

Глава 12

Рози

Семейный чат Форрестеров

Рози: Футоны придумал какой-то серийный убийца.

Хейден: Кто-то, кто ненавидит сахар. Даже тот, что во фруктах.

Беннетт: Моя учительница во втором классе, которая указала на то, что я обмочился перед всем классом.

Джулс: Мой ассистент, который слушает одну и ту же песню на повторе днями напролёт. Без наушников.

Джулс: Подожди… Р., ты же недавно нахваливала футоны.

Рози: В очень редких, особо исключительных случаях я могу ошибаться. Это редкость, так что не привыкайте.

Я застонала и закрыла лицо руками, пока горячая вода душа лилась мне на голову, стыдясь самой себя. Почему, Рози? Почему ты всегда так поступаешь?

Мой эпический полёт в книжном магазине снова и снова проигрывался в голове, усугубляясь тупой болью в копчике. И что, хоть один из моих унизительных моментов заставил Макса посмотреть на меня иначе?

Нет. Если уж на то пошло, то это только подтвердило для него, что меня невозможно воспринимать всерьёз.

Что бы сделала Элизабет Беннет?

Ну, во-первых, не упала бы с лестницы. Но этот корабль уже ушел.

Она была бы остроумной. Очаровательной без намерения очаровывать. Загадочной. Читала бы книги. Совершала бы прогулки по комнате. Отклонила бы неловкое предложение. Затащила бы в свой круг неподходящего воздыхателя.

Ответ должен был быть примерно таким.

Когда горячая вода закончилась, я надела свои клетчатые фланелевые пижамные штаны, которые успела забрать из квартиры днём. В этот раз с брюками, спасибо большое.

Мои трусы с Мона Лизой были объявлены вне зоны видимости одного определённого мускулистого соседа.

«Он сможет тебя поднять», — вспомнился мне голос Чарли, снова вызывая в памяти картину, как Дилан делал подтягивания на перекладине, а его бицепсы напрягались с каждым движением. Впервые я поняла, почему их называют «бицепсные изгибы».

К счастью для Макса, способность носить меня на руках, как королеву, не входила в мой список требований к идеальному парню.

Не то чтобы у меня был настоящий, физически оформленный список. Мои братья моментально бы его обнаружили и высмеяли.

Но в голове этот список точно существовал. И был вдохновлён Джеком из фильма «Пока ты спал». Там был и тот самый взгляд со скрытой улыбкой, и наклон, когда он приваливался к стене, наблюдая за Люси. Я просто таяла от этих мелочей.

Но возможность носить меня на руках? Нет уж. Не обязательно.

Пропущенный звонок от папы прервал мои размышления. Я перезвонила ему, включив громкую связь, пока заплетала волосы в две косы.

— Привет, Рози, — ответил он сразу же, как только пошли гудки.

— Привет, пап.

— Ты же знаешь, как я ненавижу просить, но у меня закончились деньги.

У меня сжалось в груди.

— Уже? Я же только вчера отдала тебе почти все чаевые из ресторана.

— Аляска — не дешёвое место, — голос стал резче. — Могу уехать и найти работу по своим навыкам…

— Нет, я что-нибудь придумаю, — поспешила заверить его я. Если он уедет, я снова потеряю возможность наладить с ним отношения. Разве что он решит вернуться ещё через десяток лет.

— Спасибо, дорогая. Увидимся завтра за обедом?

— Конечно! — Мне придётся закрыть магазин посреди дня, но оно того стоило.

— И ты принесёшь деньги? — с нажимом добавил он.

— Да, конечно, — с уверенностью пообещала я. Те сто долларов, которые я отложила на новые краски, снова уйдут папе.

После звонка я чувствовала себя слишком взвинченной, чтобы заснуть. Особенно на этом чёртовом футоне. Тем более с ушибленным копчиком (и гордостью) и гложущим чувством вины за то, что я отдам папе деньги, оставленные мне в качестве чаевых Беннетом.

Значит… пора заняться секретным проектом.

Этот проект родился из моего нездорового пренебрежения ко сну и глубоко укоренившегося желания спрятаться от ответственности. А поскольку мне всё равно нужно было привести в порядок квартиру для Дилана и найти способ хоть немного отдохнуть, это было идеальным моментом.

Я достала ключ, открыла ту самую дверь, в которую Дилан был так любопытен, и вошла в своё тайное убежище.

На всю стену передо мной раскинулась картина, совсем не похожая на всё, что я когда-либо делала.

Я быстро поняла, что туристы любят покупать реалистичные картины: морские пейзажи, животных, пляжи, заснеженные вершины, корабли в шторм, закаты и любые их комбинации. Эти работы были коммерческими, не требовали многого от меня, кроме времени и вдохновения.

А с вдохновением в Аляске проблем не было — оно буквально повсюду.

И хотя мне нравилось создавать такие картины, по-настоящему я чувствовала себя живой только, когда писала то, что шло изнутри. Картины, которые, возможно, были ужасными, никому не нужны и только доказывали, что я самозванка, застрявшая в своём маленьком мирке.

Потому что моё великое произведение искусства, то, что я держала под замком, пряча от всех?

Это была полная противоположность реализма.

Это была фантазия. Нет, не просто фантазия — настоящая мультяшная феерия. Очаровательные животные, раскрашенные в яркие, нереальные цвета. Зебры с радужными полосками, пастельно-зелёные ленивцы, свисающие с извивающихся леденцовых лоз. Глаза у них были огромными, мультяшно-принцессиными, явно непропорциональными по отношению к остальным чертам лица.

Некоторые звери были одеты в костюмы других животных — например, слон в костюме мыши на подводном маскараде в библиотеке, танцующий вальс с крошечной мышью, наряженной слоном. Подводный маскарад занимал почти половину стены спальни.

Как эти звери вообще дышали на подводном балу? Магия.

Вот что значил для меня каждый сантиметр этой стены. Чистая, абсолютная магия.

Но в то же время… детская и неловкая.

Я только могла представить, как какой-нибудь психоаналитик, поправляя очки и строча заметки в блокноте, вынес бы вердикт:

«Это отчаянная попытка восстановить утраченное детство, доказательство её инфантильности и неспособности принять взрослую жизнь. Рози неспособна даже серьёзно относиться к своему искусству».

Моне, Рембрандт, Дега — они не рисовали вымышленные миры с придуманными персонажами. Они анализировали культуру через свои работы. Или воссоздавали прекрасные сцены, которые вызывали глубокие эмоции в душе.

А это? Это была сахарная вата. Пустышка. Без содержания. Растворимая. Зеркало моей неспособности глубоко погрузиться в темные стороны человечества и извлечь что-то