Утро выдалось не из лёгких. После бала пришлось унимать сцепившихся, словно псы, людей, из которых не выветрился хмель. Окуривать защитными от злых сил травами помещение. Хотя толку в этом мало, учитывая наличие в замке рыжего пса. Затем выдалась прогулка по окрестностям, чтобы урегулировать обстановку. Слухи о том, что с госпожой не всё в порядке, Анду не нравятся. Особенно то, с какой скоростью они распространяются и как влияют на и без того враждебное к нему отношение людей.

В итоге уже к полудню пять человек оказалось в темнице.

Анд объявил всем, что пресекать смуту будет жёстко и незамедлительно.

Он тяжело вздыхает и поднимается. Пора... Надо поговорить с Ир Челиаб и обучить её. Всему...

Губы его против воли прорезает острая усмешка.

***

Ире снится сумасшедший бал, где все в откровенных красных платьях, в железных ботинках, которые носила Маргарита, дай бог, если не раскалённых, отплясывали в кругу. И она была в самом центре, и нещадно полнела с каждым мгновением, отчего её платье трещало по швам. И холодом жёгся взгляд Кирилла Михайловича, что стоял у стены в белом смокинге, а затем ступил вперёд и стал кричать:

— Ира, ты всё испортила, ты хоть знаешь, как меня подставила, и это после того, что я для тебя сделал! Посмотри на себя!

И вот из Изиды, идеальной Изиды, она снова превращается в Ирочку, Ирочку, тащащую на своих плечах весь мир, и что удивительного, что плечи эти массивны, а всё остальное им соответствует?

Она всхлипывает и просыпается от собачьего лая.

— Мм... Что ж ты, пёсель?

Нащупывает жёсткую шерсть прежде чем открыть глаза. Успокаивается и пугается одновременно из-за того, что всё ещё в мире Изиды, в её теле и постели. С её демоном у... ног?

Алукерий видно пытался подобраться к ней, но разбудил собаку, и теперь мается у изножья кровати.

— Привет-привет! Проснулась, сладкая?

Лавина воспоминаний о вчерашнем вечере, нахлынувших на неё, не даёт ответить.

— Господи, как меня не убили?

Алукерий усмехается. На нём жёлтое будто бы платье, хотя Ира предполагает, что мужское. С изумрудными пуговицами и кожаным поясом, перчатки из той же оперы и вроде бы даже жемчужная серьга в ухе.

Всё это смотрится... привлекательно.

— Местами ты даже была похожа на Госпожу... А знаешь, что ещё любила она делать после того, как просыпалась?..

— Уж точно не с нечистью, — распахивается дверь и на пороге скалой возвышается Анд. — Она моя жена, никто не забыл? Ира! — зовёт он, но кажется, будто кричит на неё.

— Я буду помогать, и всё такое, но не надо меня женой называть! — Ира сама не понимает, как решается об этом сказать.

— Но ты... — Анд заходит и прикрывает за собой дверь, чтобы никто не услышал. — Ты якобы моя жена, об этом лучше не забывать. Да и тело её! А оно теперь принадлежит мне. Я покараю, — бросает недобрый, тяжёлый взгляд на Алукерия, — любого, кто посягнёт на моё. Ты, чёрт, на то и демон, на душу её смотри, не на тело!

— Я на то и демон, что аппетиты мои не знают границ! — ухмыляется Алукерий. — Ладно...

Он потягивается, гремя браслетами и выгибается так, что Ира пугается то ли за него, то ли за себя.

— Валите все, и разносчика гнева Богини прихватите, а я хочу в эту постель, пока она ещё тёплая...

Анд кривится, в последний раз бросает на него брезгливый взгляд, а после кидает Ире синее откровенное платье.

— Идём, — но голос его при этом звучит мягко.

— Мне сейчас переодеться?

— Конечно... Эм, — и Анд отворачивается.

Ирочка переодевается под одеялом и неловко подходит к нему.

— Мы позавтракаем?

Отчего-то его трогает её вопрос, её тон и даже, кажется, некая... робость?

Так необычно...

И сердце сжимается от тоски, острее чувствуя отсутствие той, которой отдано навеки...

— Если ты голодна, — Анд подаёт ей руку.

— А... ага. И извини, ну, за вчера.

— Всё в порядке, — обаятельно улыбается он и ведёт её по тёмным коридорам в уже знакомый ей зал. — Вообще, с обучением тебя, как быть нашей госпожой, справился бы лучше Алукерий... Я плохо знаю, какая она. Я привык сражаться с ней, завоёвывать её, думать о ней... — глаза его заволакивает пеленой. — Но Алукерию я это тело не доверю! Тебя, в смысле. Тебя, — спешит исправиться Анд.

— Я поняла, я тут так, чтобы поддерживать это /тело/, — видимо, сама Ира понимает, действие зелье не сошло до конца. — Так я ведь и... не хотела всего этого!

— Я ведь сказал, тебя! Вас, — указывает на неё всю. — Эм... В общем, Алукерию я не доверяю! — Анд отодвигает для неё стул. — Я просто объясню тебе, как быть моей женой. Как... я это представлял с Изидой.

— Насколько я поняла за это время, всё было бы не так, как ты представлял, дорогой мой... — вздыхает Ира и вдруг кричит, схватившись за его рукав. — Что здесь делает крыса! Боже, какая... огромная!

Анд рефлекторно хватается за нож и оборачивается... сразу же расслабляясь, замечая серую крысу на полу.

Она встаёт на задние лапки, умилительно нюхает воздух и топорщит свой круглый зад. А затем, будто решив, что люди опасности не представляют, принимается за прежнее занятие...

— Обычная, — тянет он недоумённо. — Носок грызёт. Голодная... Странно, здесь ведь недавно праздник был. Неужели кроме носка ничего не осталось?

Крыса, ощетинившись, смотрит на него.

Анд задумчиво смотрит на крысу.

— Боже, а какой это век? У вас тут, наверное, и чума бывает? С крысами надо что-то делать... Анд, ну, это не гигиенично.

Он вдруг меняется в лице, медленно отступает и делает странный знак рукой, как бы вырисовывая что-то в воздухе.

— Что ты? Ну, это ж и умереть можно! Вы тут неадекватно реагируете на собак, а крысы по коридорам бегают! Микробы, о них ты думаешь?

Анд снова чертит в воздухе защитный знак.

— Хватит проклинать меня! Что за слово? Ведьма!

— Да что ты, что ты, — Ира касается его плеча, — нет у нас магии, это антинаучно, а жаль... А вот микробы, бактерии, бациллы — это во всех мирах.

— Алукерий! — зовёт он. — Она читает заклятья