должна смотреть на это и что мне нужно держать на переднем крае своего сознания.

Если он доберется до них, это убьет нескольких зайцев одним выстрелом. Это даст немного справедливости за смерть моей сестры и даст мне шанс жить без того, чтобы снова бегать и оглядываться.

Это свобода. Настоящая свобода. Все, чего мне не хватает в жизни, — это моя сестра. Я борюсь со слезами, так же, как и она всегда в моем разуме.

Он рассказал мне о записи смерти Скарлетт. Если у него есть копия, я хочу ее посмотреть. Смотреть будет больно, но если папа ее смотрел, мне тоже нужно ее посмотреть.

— Ты упомянул запись того, что случилось с моей сестрой. У тебя случайно нет ее копии?

Ухмылка на его лице исчезает и сменяется серьезностью. — Есть.

— Можно мне посмотреть?

Он прикусывает внутреннюю часть губы и вздыхает. — Это возможно, но я не позволю тебе смотреть.

Мои брови сошлись на переносице. — Я уверена, ты понимаешь, что я хочу знать, что случилось с моей сестрой.

Это больше, чем просто знание. Я хочу полной ответственности за вину. Я не хочу быть от нее огражденной.

— Ты уже знаешь то, что тебе нужно знать, и я заполнил пробелы. То, что случилось с твоей сестрой, не поможет тебе ни в какой форме. Не с тем чувством вины, которое ты чувствуешь.

Я могу ошибаться, но это выглядит так, будто он хочет защитить меня от того, чтобы мне стало хуже. Он также может быть прав, но это не мешает мне хотеть знать.

— Мой отец видел это.

— Мне плевать, кто это видел. Я тебе говорю, ты не будешь смотреть, и на этом обсуждение заканчивается, — сообщает он мне, как будто он какой-то гребаный диктатор. — Ты уже думала о том, чтобы увидеть своего отца?

Я не готова к смене темы, но что-то мне подсказывает, что не стоит давить на него. Это всего лишь первый день. Я не хочу сделать хуже себе.

— Да.

— Когда ты хочешь его увидеть?

— В какой-то момент. Мне нужно немного времени, чтобы осмыслить некоторые вещи, прежде чем я его увижу.

Его челюсть напрягается, и он ставит кружку с кофе на стол.

— Мы пойдем в воскресенье.

— Но…

— Нет, никаких “но”. В воскресенье как раз пройдет семь дней. Этого времени предостаточно. Я занятой человек, у меня нет времени на неопределенность. Так что поедем в воскресенье. Хорошо?

Я думаю мгновение, затем киваю.

— Хорошо. — Мне просто нужно смириться с этим.

— Но позвони ему сегодня. Когда будешь готова позвонить, поговори с моим персоналом или со мной.

Ненавижу, когда мне говорят, что делать, особенно те, кто ничего не знает о моем прошлом. Но прошлое не имеет значения, когда кто-то умирает.

Эрик, должно быть, так плохо обо мне думает, что я не хотела сразу бежать к отцу, услышав, что он умирает. Я плохо думаю о себе, что не та дочь, которая сделает это, потому что я та девушка, которая сделает все для людей, которых любит. Я просто сломана, и клянусь, мой отец был последним, кто мог меня расколоть. Я уже не та, что была с тех пор, как мы виделись в последний раз.

— Ладно, я позвоню ему позже. — Я тоже думаю о Маркизе и думаю, разрешит ли Эрик мне ему позвонить. — У меня есть друг, которому я хотела бы позвонить. Его зовут…

— Нет, — говорит он, даже прежде чем я успеваю сказать хоть слово. — Не друг-коп. Его проинструктируют, когда придет время.

Боже. Что за черт? Он тоже знает о Маркизе.

— Хорошо. Я просто хотела, чтобы он знал, что я в безопасности.

— Сейчас он — наименьшая из твоих проблем. Я разрешаю тебе поговорить с отцом наедине и увидеть его. Вот и всё.

Что, черт возьми, я могу сделать, кроме как делать то, что мне говорят?

— Ладно. Ты же знаешь, мне понадобится одежда, прежде чем я куда-то пойду. Я не смогу носить твою рубашку в течение семи дней.

— Позже я куплю тебе кое-что в магазине.

— У меня в коттедже есть одежда и еще кое-какие вещи, которые мне нужно купить. — У меня там есть несколько очень важных вещей — последнее из того, что для меня что-то значит.

Благодаря Маркизу мне не пришлось оставлять их в Монако. Было бы безумием с моей стороны оставлять их на даче.

— Я также организую забрать твои вещи из коттеджа.

Мои брови сошлись на переносице. — Можно мне пойти?

— Нет.

— Почему нет? Конечно, будет быстрее, если я смогу захватить то, что мне нужно.

— Ответ — нет.

— Почему?

— Потому что я так сказал.

Боже, какой придурок. — Это звучит так, будто мне ничего не разрешат сделать. А как насчет того, что делать с моей сестрой? Теперь, когда я здесь, я надеялась помочь разобраться с ее вещами.

— Об этом уже позаботились.

— Кто?

— Я буду работать с твоим отцом, чтобы разобраться с ее вещами и организовать похороны, чтобы все прошло максимально конфиденциально. Тебе не нужно вмешиваться. Согласно твоему первоначальному плану, я уверен, что ты не планировала разбираться с вещами сестры.

Мои плечи опускаются.

— Нет. Я просто подумала, что смогу сделать это сейчас.

Я знаю, какой папа. Я не осталась после смерти мамы, но Скарлетт сказала мне, что он выбросил все ее вещи. Я не хочу, чтобы то же самое произошло с вещами Скарлетт.

— Я не прошу многого, — добавляю я. — Она была моей сестрой. Я не хочу, чтобы ее вещи выбрасывались. Так сделает мой отец. Ее вещи были особенными для нас двоих.

Когда он выглядит так, будто хотя бы обдумывает эту возможность, я чувствую надежду.

— Я подумаю об этом.

Прежде чем я успеваю возразить, он отстраняет меня, уходя и резко обрывая наш разговор.

Я смотрю ему вслед, пока он направляется на открытую кухню, и удивляюсь самой себе, когда решаю последовать за ним.

Я знаю, что, возможно, перехожу границы, но мне нужно знать, сколько времени ему понадобится, чтобы подумать. Он сказал — нет тому, чтобы я посмотрела видео и не пошла в коттедж и магазин. Теперь он сказал — нет тому, чтобы я пошла разбираться с вещами Скарлетт. Единственное, на что он согласился, — это увидеться с папой, и я никогда специально об этом не просила.

Я ненавижу чувствовать себя в ловушке и не хочу чувствовать себя здесь узником, хотя я им и являюсь.

Когда я приближаюсь, он бросает на меня сердитый взгляд.

— Что ты